Миссис Фелисити притворно обижалась на то, что ее стряпня не понравилась Джой – а ей и правда не понравилось. Жирная и комковатая текстура ризотто напоминала рвоту, салат был полит каким-то странным маслом, отчего латук сделался слизким; на запеченных овощах пестрели непонятные зеленые листочки, а куски горячего хрустящего хлеба с растопленным маслом и белыми крошками оставляли во рту неприятный привкус. Впрочем, когда Джой спросили про угощение, она поступила так, как отец велел поступать во время обеденного чаепития в доме у кого-нибудь из старейшин: смиренно ответила, что все было вкусно. Джой надеялась, что ее фраза тоже прозвучала с восклицательным знаком на конце.
Миссис Фелисити заверила:
– Ничего, Джой, смело говори, если тебе не понравилось.
У остальных это вызвало очередной взрыв смеха – они и мысли не допускали, будто стоящая перед ними еда может кому-то не нравиться.
Джой тоже рассмеялась, но все же испытала облегчение при виде лимонного пирога с меренгой, который миссис Фелисити вынесла из кухни. Уж его-то она способна похвалить совершенно искренне! Меренга была до смешного высокой (восемь яиц!), а от освежающего, колкого вкуса лимонного крема захватывало дух. Мама, наверное, использует другой рецепт, ведь дома пироги никогда не получаются такими лимонными – и такими меренговыми! Миссис Фелисити начала резать пирог на кусочки. До чего у нее белые и гладкие руки, как меренга… Джой торопливо спрятала ладошки под стол, внезапно устыдившись своих грязных ногтей и грубой кожи.
Наконец она расправилась со второй порцией пирога, на которой настояла миссис Фелисити. Мистер Фелисити тут же объявил:
– Юные леди, с уборкой помогать не надо: посудомойка обо всем позаботится.
Посудомоечная машина?! Невероятно…
– Отлично. – Барри тоже встал.
Мистер Фелисити сгреб его за шиворот (Джой окаменела) и хмыкнул:
– Тпру, Баррингтон, ну-ка поведай Джой, какая у нас марка посудомойки?
Барри со смехом доложил:
– Это я. Во всяком случае сегодня.
Следующие два часа девочки сидели в комнате Фелисити, болтали и смеялись. Им разрешалось шуметь сколько угодно, отчего пародии Джой на мистера Джонса только выиграли: она свободно расхаживала по комнате, передразнивая его жестикуляцию, походку, голос и мимику.
Когда Фелисити вышла со словами: «Я на секундочку», – Джой задумалась об этой удивительной и чудесной жизни. Фелисити держали лошадей ради удовольствия и, надо полагать, коров тоже – ради молока. Она и ее семья нравились Джой, но та завидовала всему, что имела Подруга: ее внешности, нарядам, волосам, беззаботному смеху и родным. То была красная, жгучая, лишающая-сна-по-ночам зависть. Много-много зависти: если распределить ее поровну на всех прихожан, как ползущую от души к душе змею, то бедные прихожане отправятся в Ад независимо от других своих поступков в жизни. Джой вздохнула. «Господи, прошу, сделай так, чтобы я перестала завидовать». Она крепко зажмурилась и вновь помолилась, еще жарче. Вот только зависть была такой же увертливой и злобной, как угри в животе, и такой же гладкой и соблазнительной, как темный шоколад с клубнично-сливочной начинкой. Да, Джой определенно уготован Ад.
А семейству Фелисити? Наверное, тоже? Ведь Джой слишком хорошо знала, что богатому труднее попасть в Царство Божие, чем верблюду пройти в игольное ушко, – и не важно, как горячо богачи молятся и сколько благодарят Господа за свою прекрасную еду.
Вернулась Фелисити с тарелкой, полной разных пирожных. У Джой округлились глаза, а Подруга пояснила:
– Я не знала, какое пирожное ты захочешь, поэтому прихватила каждого по два.
Джой затолкала свою зависть на дно желудка – пусть болтается там с угрями – и повторила эти слова голосом мистера Джонса. Девочки захохотали. Вошла миссис Фелисити со стеклянным кувшином шоколадного молока и двумя высокими стаканами. У них в донышке были пузырьки, надо же! Джой обхватила свой обеими руками, чтобы не уронить.
– Мама, ты бы видела, что умеет Джой. Она пародирует мистера Джонса! Покажи, Джой!