Когда Джой наконец прочла содержимое конверта, время для Алекса словно остановилось. А каково ей? Он даже представить не мог.

Стоя на подъездной дорожке Хендерсонов, Алекс понял – нельзя бросать Джой здесь одну, с этими мусорными контейнерами, с конвертом и домом, где не осталось ничего, кроме запаха страха. Полицейский участок был слишком официальным и равнодушным, а единственное кафе в городе – слишком унылым и совершенно неподходящим. И вот теперь они сидели у него в кухне, а между ними стоял очередной чайник проклятого чая.

– Я находилась в Дарвине, искала Марка, когда он умер. – Джой трижды ткнула в дату на газетной вырезке. – Какого черта он сменил имя?!

Алекс покачал головой, хотя оба знали ответ.

– Пытаюсь вспомнить… вдруг я даже читала тогда эту статью?

Горе Джой было неподдельным. Совсем другая Джой Хендерсон, не та, которая несколько дней назад сидела рядом с Вики в двух комнатах от умершего отца.

– Да нет, не могла я ее читать. Имя бросилось бы мне в глаза. Правда? – Джой посмотрела на него.

– Наверняка.

– Почему такие истории прячут на последних страницах? – Она стукнула по столу кулаком. – Пишут, что о его родственниках ничего не известно, а ведь я была там. Я была там.

Алекс разлил чай. Джой читала.

– Ненавижу фразу «машина съехала с дороги». С дороги съезжает не машина! Значит, Марк?..

– В свидетельстве о смерти говорится про несчастный случай. – Алекс не удержался и добавил: – Хотя в свидетельстве вашего отца – тоже. – Он достал из холодильника молоко. – Насколько можно судить, Марк вильнул, объезжая какое-то животное.

– Здесь написано, что все произошло ночью за городом. – Джой уставилась в свой чай. – Выходит, криков Марка никто не слышал…

Шепард промолчал. Оба сделали по глотку. Джой опустила чашку на стол и сказала:

– Вики – интересная личность, не находите?

– Вы имеете в виду «назойливая»? – Алекс хохотнул. – Да уж, зато сердце у нее доброе.

– Наверное.

– Что значит «наверное»?

– Мало иметь доброе сердце.