Формально за произошедшее отвечал старший бригадир, он же — в целях экономии фонда заработной платы, — инженер по технике безопасности, которую сам благополучно и нарушил. А по справедливости существовала должность главного технолога, и вот он-то точно не был формальностью, да и на зарплате его не экономили, напротив, платили щедро, не обделяли в премиях и материальной помощи.
Марков не знал ни бригадира, ни технолога. Для него эти люди были равноценными сошками, гайками в слаженном механизме, который по халатности дал сбой, что повлекло за собой массу проблем и расходов. Однако желание разобраться, добиться хотя бы мизерной справедливости, не покидало Германа всё время, пока он находился в городке на средней Волге и бесконечно решал свалившийся груз почти неразрешимых проблем.
Долго разговаривал со следователем, которому возиться со вторым подозреваемым откровенно не хотелось. Для него всё просто: раскрытое «дело» — лишняя звёздочка. Германа же словно чёрт грыз за пятки. Весь организм противился несправедливости. Давно ли стал таким совестливым, хотелось себя спросить. Всем известен закон бизнеса: «A la guerre comme a la guerre» — на войне, как на войне.
Герман общался с Семёновым лично. Степан Семёнович выглядел понурым, осунувшимся, впрочем, каким ещё ему быть? До пятидесяти лет дожил и прочувствовал на своей шкуре поговорку «От сумы и от тюрьмы не зарекайся».
— Зачем же вы баллоны в цех приволокли? — в сердцах, без свидетелей спросил Марков, отлично понимая — ничего этот хмурый, небритый человек не волок. Эдак можно и пяток грузчиков, что расставляли баллоны с газом, обвинить, и уборщиц, которые полы после намывали. Стрелочник…
— Велели, вот и установил.
— Подписывали зачем? — Герман кивнул на журналы по технике безопасности, где красовались подписи не только погибших и пострадавших, но и самого Семёнова.
— Четверо детей у меня, — встряхнув седеющей головой, ответил Степан Семёнович. — Всех до ума довести надо. Кто в колледж идет учиться, кто свадьбу собрался играть, а дочка аж в Москву поступила. Ветеринаром решила стать. Дело хорошее, только дорого.
— Сколько вам доплачивали за совмещение должностей? — уже зная ответ, спросил Герман. — Стоило оно того? — последнее он проговорил себе под нос, отлично понимая, что даже небольшая сумма простому работяге важна.
— Чего лясы попусту точить, — пробурчал Семёнов, помолчал, через полминуты продолжил: — Виноват, сознаюсь. Уже и у следователей всё подписал, и в прокуратуре, в технадзоре этом…
— Там ведь друзья твои погибли, живьём сгорели… — Герман качнул головой.
На массовых похоронах Марков не присутствовал, хватило заочного знакомства с семьями погибших. Основную работу — непосредственное общение, решение бумажной волокиты — выполняло руководство лампового завода. Герману с лихвой хватило общей траурной атмосферы в небольшом городке, где по факту все знали друг друга, пусть через кого-то, вскользь, но были знакомы.
— Пусть земля им будет пухом, — коряво перекрестился Семёнов. — Бог даст, простят меня…
— Послушайте, Степан Семёнович… — начал Герман и осёкся.
Невозможно жалко стало мужика, сидящего напротив. «Бог даст»… Ничего вездесущий не даёт, кроме жизненных уроков, зарубок в памяти, как поступать нельзя, и тут же милует забвением, иначе люди не повторяли бы одни и те же ошибки раз за разом, бесконечно.
Спустя полчаса Марков сидел в одиночестве в директорском кабинете собственного лампового завода и перебирал пальцами стопку листов формата А4. Дилемма, возникшая перед владельцем, была проста и нерешаема одновременно.
Козёл отпущения был необходим всем, в первую очередь самому Маркову. Проще простого свалить на местечковые проблемы, человеческий фактор, умыть руки, отделавшись материальной компенсацией. Следственному комитету, прокуратуре тем более необходим обвиняемый, впоследствии осуждённый. Комиссия от высоких государственных чинов тоже должна отчитаться о проделанной работе. Стоило оставить всё, как есть. Виновный найден, заочно осуждён. Всем хорошо…
Чёртова жажда справедливости, желание наказать истинного виновного, не давала Маркову расслабиться. Чёрте что! Его ждала Ярина, у которой умирала бабушка. Не на шутку переживала Нина, на полном серьёзе предлагала продать то незначительное имущество, что у неё имелось, чтобы вытащить сына из передряги. Герман должен был сесть на самолёт и рвануть домой, туда, где его ждали по-настоящему родные, нужные ему люди, а он сидел в кабинете и какое-то неясное, зудящее чувство не давало ему покоя.
Марков ещё раз заглянул в монитор макбука, перевёл взгляд на исчёрканные его рукой листы — детская привычка. Совпадение, странное и обескураживающее, выводило на эмоции, лишало возможности трезво оценивать ситуацию. Махнуть рукой на судьбу какого-то бригадира, его семьи, неведомых четырёх детей, поступить именно так, как и должен был поступить.
Имя главного технолога свербело на подкорке головного мозга всю сознательную жизнь Германа. Мясников Олег Сергеевич — родной отец маленького Герки, человек, сбежавший от ответственности ещё до его рождения, тот, кому по наивности поверила девятнадцатилетняя дурочка и расплатилась за это всем, в том числе собственной жизнью.