2. Террористические нападения исламских (это наименование очень условно, поскольку речь идет исключительно об исламистах самой крайней окраски) фундаменталистов часто не влечет за собой никаких конкретных требований. Даже создается впечатление, что иногда они совершаются ради самих себя, ради демонстрации своих возможностей или для выхода накопившейся ненависти.
Одним словом, современный терроризм и, соответственно, террористические множественные убийства носят выраженный этнорелигиозный характер.
Этнорелигиозный терроризм отличает еще одна черта: поскольку обычно имеют место человеческие жертвы, такой терроризм необратим, память о нем, точнее — ненависть к виновным, сохраняется у многих поколений на неопределенно долгое время. И то не просто отношение к убийцам и поработителям, это священная (освященная!) ненависть к врагам, которые выступают в облике сатанинских сил, посягали и посягают не только на жизнь единоверцев и соотечественников, но и на сакральные ценности и символы. При этом «мы» — совсем другие, чистые и благородные, исповедующие одну-единственную подлинную веру, это «они» верят в несуществующего и бессильного бога. Поэтому ненависть уже функционирует не только на повседневно-бытовом, но и на духовном, виртуальном, следовательно, исключительно значимом уровне. Однако и повседневно-бытовой аспект очень значим, поскольку именно в его рамках с раннего детства воспитываются вражда и презрение к «неверным» или представителям другой нации. Если даже правоверный побежден, он ни в коем случае не теряет надежду, поскольку на его стороне — бог, а он непобедим.
Этнорелигиозный терроризм ни в коем случае нельзя сводить к столкновениям между исламским миром и христианским, поскольку он проявляется в каждом из них. Например, такой терроризм имеет место между ирландцами-католиками и шотландцами, а также англичанами-протестантами, а в исламе — между шиитами и суннитами.
Сакрализация противоречий разных народов сразу переводит конфликт на другой уровень: теперь он интерпретируется и осознается как минимум в качестве закономерной борьбы добра со злом, причем носителями добра являемся, конечно, только «мы». Поскольку это так, то и никакой компромисс невозможен — зло надо уничтожить, да и слово (договор), данное «злу», совсем необязательно держать. К тому же у некоторых народов свой специфический взгляд на понятие чести и на саму честь, поэтому далеко не всегда можно и нужно верить договорам и соглашениям. Агрессивное этнорелигиозное сознание придерживается здесь собственных правил.
Мы называем данный вид терроризма ненационалистическим, этническим или сепаратистским в силу того, что современный мусульманский терроризм соединяет в себе как национальные, так и религиозные мотивации, причем последние в первую очередь. Национальное самосознание населения мусульманских стран намного сильнее, чем христианских, сакрализовано, т. е. пронизано религиозной идеологией и психологией, которые оказывают решающее влияние на самоидентификацию и мировосприятие людей этих стран, их образ жизни, общение, отдельные поступки. По признаку сакрализации большинство мусульманских стран отстает от европейских примерно на пять-семь веков.
Иудаизм и буддизм сформировались за пять-семь веков до христианства, ислам через примерно такой же промежуток времени после него. Именно поэтому М. Вебер назвал год зарождения христианства осевым временем. Я хочу сказать, что современный исламский мир является таким, какими мы были пять-семь веков назад. Он нас не понимает, завидует и ненавидит, причем хочу особо отметить, что это относится не ко всем мусульманам, а только к фундаменталистской части названного мира. Его зависть и ненависть умножаются на то, что он хотел бы пользоваться материальными ценностями западного мира, но не может сделать это в силу своей отсталости. Именно в зависти и ненависти главный смысл нападения на башни в Нью-Йорке, на эти символы процветания. Главное здесь было сокрушить символы, а не нанести экономический ущерб.
Ведь и в средневековой Европе горели костры инквизиции, организовывались крестовые походы, свершилась Варфоломеевская ночь. По причине сакрализации национальное и религиозное сейчас не просто слиты, но второе превалирует, более того, ислам сплачивает людей именно на религиозной, а не на национальной основе. Потому, например, чеченские террористы получают весьма значительную помощь от единоверцев за рубежом, без которой они долго не просуществовали бы. Для единоверцев же это — священный долг мусульманина.
Мы называем современный этнорелигиозный терроризм исламским или мусульманским новее не потому, что ислам является террористической религией или призывает к террору, а потому, что к терроризму сейчас чаше всего прибегают лица, которые исповедуют эту религию и прикрываются ею, ведут террористическую войну якобы за ценности ислама. Поэтому для него ничего оскорбительного в этом наименовании нет. Коран прямо предписывает веротерпимость: «О вы, неверные! Я не стану поклоняться тому, чему вы будете поклоняться, и вы не поклоняйтесь тому, чему я буду поклоняться… У вас — ваша вера, и у меня — моя вера» (Кор., 109:1-6); «Нет принуждения в религии» (Кор., 2:257). Иисус — один из самых активных персонажей священных коранических текстов.
Тщетно искать в Коране корни исламского терроризма. Коран — священная книга ислама, который зародился как религия воинов и купцов: Ветхий же Завет — религия гонимого и унижаемого народа, а Новый Завет — религия самых бедных и попираемых слоев еврейского и греческого народов. Поэтому в Библии мы найдем несравненно больше жестокости и насилия, чем в Коране, равно как и призывов к ним. Пророк Мухаммад закончил жизнь победителем, а Иисус принял мученическую смерть на кресте, который с тех пор стал главным символом христианства. Аллах строг, иногда беспощаден, а Яхве — бескрайне жесток и несправедлив, как, например, в случае с несчастным Иовом. Думаю, что христианство как религия милосердия и любви именно по этой причине пришло на смену иудаизму. Однако вспомним, что священной книгой христианства, давно ставшей синонимом насилия и убийства, является Откровение святого Иоанна Богослова.
Все это означает, что причины этнорелигиозного терроризма невозможно найти только в самом исламе, поскольку они в основном находятся в современном состоянии исламского общества. Оно по сравнению с христианским (точнее было бы говорить о христианской культуре, о культуре на базе христианских ценностей, о культуре, выросшей из христианства) молодо, самоидентификация его затянулась. Оно чувствует себя окруженным враждебными силами.
Террористическую войну, естественно, ведут не все мусульманские народы, и далеко не все люди, исповедующие ислам, разделяют ценности, идеалы и способы решения проблем, которых придерживаются наиболее радикальные и агрессивные деятели. Но последние способны увлечь за собой многих других, в том числе обмануть их, опираясь при этом на знание психологии, традиций и обычаев, которые уже много столетий регулируют и направляют поведение масс. Мусульманским «непримиримым» хорошо бы знать, что когда пророк Мухаммад стал правителем Медины, он дал городу устав, провозглашающий равенство всех членов общины вне зависимости от религии и национальности.
Сейчас в национальных регионах Северного Кавказа имеют место события, которые на языке уголовного закона квалифицируются как похищение человека, терроризм, захват заложника или организация незаконного вооруженного формирования. Однако приходится сталкиваться с тем, что некоторые деяния, называемые сейчас террористическими, на самом деле таковыми не являются. Например, нападение боевиков осенью 2005 г. на г. Нальчик есть не что иное, как мятеж или бунт. Причем в нем было нечто ребяческое и обреченное, ведь нападавшие должны были понимать, что они никак не смогут захватить город, для этого у них нет сил и возможностей. Следовательно, они просто шли на самоубийство, и не случайно около ста человек из них были убиты.
Разумеется, в зоне военных и террористических действий на Северном Кавказе совершаются и другие, помимо названных, преступления, в частности убийства, разбои, бандитизм, вымогательства, незаконное лишение свободы, торговля людьми, использование рабского труда, наемничество, организация преступного сообщества, злоупотребление полномочиями и некоторые другие. Многие из них окрашены в цвета этнорелигиозного противостояния, связаны с этнорелигиозным конфликтом, с общей атмосферой напряженности и тревожности, с возможностями учинения насилия и удовлетворения корыстных вожделений, порождаемыми страхом и отсутствием должного правопорядка. Тем же обусловлена и безнаказанность преступников в зонах конфликта. При этом преступления совершают не только члены незаконных вооруженных формирований и их соучастники, но и представители федеральных сил.
За некоторыми исключениями терроризм (и этнорелигиозный в том числе) носит организованный характер, более того, этнорелигиозный практически всегда организован, особенно в тех многочисленных случаях, когда он связан с незаконными вооруженными формированиями и оказанием материальной поддержки преступным группам. Они в большинстве случаев представляют собой преступные сообщества, поскольку терроризм — дорогостоящий и трудоемкий способ решения проблем. На него должны работать различные структуры организованных формирований, которые добывают материальные средства, боеприпасы, оружие, взрывчатку, готовят соответствующих «специалистов», осуществляют разведку и контрразведку, обеспечивают прикрытие откровенно противоправных требований, ведут агитацию и информационную войну и т. д. Поэтому терроризм в основном используется высокоорганизованными формированиями ради обеспечения широкомасштабных экономических и политических интересов. Таким образом, террористическая деятельность в России представляет собой составную часть сложной глобальной системы, являющейся одной из сторон противостояния мировых цивилизаций.
Государственные власти стран Западной и Центральной Европы, следуя духу и букве международных и европейских конвенций о правах человека, способствуют постепенной, но от этого нс менее реальной интеграции иммигрантов в жизнь новых для них сообществ при сохранении связей с культурой предков. Так, Германия по примеру других европейских стран ввела в действие с 1 января 2000 г. новый закон, предоставляющий право немецкого гражданства родившимся в этой стране детям иностранцев (ежегодно в ФРГ на свет появляются 100000 детей, чьи родители не являются гражданами этой страны). Сокращен с 15 до 8 лет и срок проживания в Германии иностранцев, после которою они могут подавать заявку о предоставлении им немецкого гражданства. Самой многочисленной группой иностранцев в ФРГ являются рабочие-иммигранты из Турции (2,1 млн человек).
Как свидетельствует профессор Рамадан, арабский ученый, постоянно проживающий в Швейцарии, дети второго и третьего поколений, в отличие от их дедов, мечтавших о возвращении на родину, этого не хотят. «Мы здесь живем, — говорят они, — и пусть здесь же растут и воспитываются наши дети».
Стремление закрепиться на европейском континенте объясняется не только соображениями материального характера, но и политическими причинами. «Мы, — указывает Рамадан, — чувствуем себя в большей безопасности в Европе, нежели в тех государствах, где наши единоверцы составляют основную часть населения и где на 95 процентов правящие режимы являются диктаторскими. Поэтому мусульмане становятся французами или швейцарцами мусульманского вероисповедания. И снимается как фальшивый вопрос: кто мы прежде всего — французы и швейцарцы или мусульмане?».
При этом иммигранты не забыли, что присутствие их предков в Европе датируется не вчерашним днем. «Мусульманская религия, — пишет на страницах одного из европейских изданий главный редактор журнала «Аль-Инсан» Ридха Дрисс, — вполне могла бы рассматриваться как европейская. Она присутствовала здесь на протяжении восьми веков и была распространена в Испании, на юге Италии, во Франции и Португалии. Не говоря уже о том, что до наших дней занимает важное место в Восточной Европе. Так что европейская цивилизация несет на себе и ее следы».
Эти суждения нуждаются в определенных комментариях.