Несколько минут после разговора с матерью Соболевскую трясло. Просторная квартира, напичканная антиквариатом и ее многочисленными портретами, больше напоминала роскошный салон, в котором она не чувствовала себя хозяйкой. Выставленные напоказ дорогие или безупречно стильные экспонаты не создавали уюта. От несметных сокровищ скорее веяло могильным холодом. Дом так и не стал ее крепостью. В нем ни разу не прозвучал беспечный детский смех, напротив, он был насквозь пропитан фальшью гостей и меланхолией владелицы. По сути, элитное жилье смахивало на логово зализывающего раны зверя, где удушающее одиночество соперничало с затворничеством.

По привычке Наталья посмотрелась в зеркало. Профессиональная косметика с честью прошла испытание слезами. Закурив, она резким ударом сбила со стены любимую фотографию и с остервенением принялась крушить другие портреты, швыряя на пол и топча свои подретушированные лики. Выпустив пар, принесла из кладовой перевязанный старой бечевкой чемодан. Вытряхнув содержимое, раскопала в груде вещей старинный фотоальбом. Страница за страницей возвращали ее на десятки лет назад, во времена, которые прима, быть может, и предпочла бы забыть, но они безжалостно всплывали в памяти по ночам, вгоняя в жуткую депрессию. Многие из снимков украшала своим присутствием восхитительная Фея. Взгляд актрисы потеплел. Что и говорить, мать в молодости была безумно хороша. Жаль, ей не перепала и десятая часть этой природной красоты и безграничного обаяния. Не оттого ли кинодива всю сознательную жизнь бегала наперегонки с тенями из прошлого, без конца совершенствуя образ и неуклонно теряя индивидуальность? Отдавая свое тело на откуп лучшим европейским пластическим хирургам, она всякий раз надеялась выиграть спор с судьбой, но неуклонно сдавала завоеванные ранее позиции. Выглядела она, быть может, и молодо, но чувствовала себя безнадежной старухой, хотя вида, конечно, не подавала. Поклонники и журналисты давно уже не скупились на комплименты в адрес всенародной любимицы, на все лады расхваливая «талант, не знающий границ». Как только ее не величали – гениальной, обворожительной, лучезарной, искрометной… Щедро одаривая при этом премиями и наградами, заявляя в состав всевозможных жюри, вводя в президиумы и отправляя за рубеж. Парадокс (или истина?) заключался в том, что никто из журналистов, недругов и даже приятелей ни разу не адресовал ей такие простые слова, как «доброта», «любовь» и «счастье». Жизнь все больше и больше убеждала, что рядом нет не только друзей, но и попутчиков. В лучшем случае, за глаза ей вслед дипломатично бросали надменное «Мадам». В худшем… Впрочем, для перечисления синонимов, которыми завистливые коллеги маскировали свою неприязнь, потребовался бы не один том. В основе своей круг знакомых артистки состоял из противоборствующих группировок. Каждый новый проект, как правило, начинался с козней вчерашних союзников. Положительных эмоций такая жизнь не добавляла. Единственным по-настоящему серьезным достижением можно было считать собственный Фонд, средства на который презентовал закрепившийся на вершине финансовой пирамиды отец Насти. Это позволило стать материально независимой, но счастья не принесло. В сущности, импозантный сенатор был единственным, кого Наталья умудрилась полюбить, но к себе подпустила лишь ненадолго. Это на его средства добровольные помощницы звезды поддерживали больных детей и оказавшихся в стесненных обстоятельствах коллег. Но ее запоздалая благотворительность не стала индульгенцией, искупающей прошлые грехи. Пока актриса штурмовала ворота мифического Эдема, оказавшись, в конце концов, на пороге ада, в двухстах километрах от ее роскошного офиса росла замечательная дочь, так и не познавшая тепла материнской любви и отцовской заботы. Вычеркнув из своего сердца беспомощную кроху и престарелых родителей, Наталья охотно позировала с беспризорниками и под сводами храмов, не скупясь на значительные пожертвования тем и другим, но ни разу так и не сподобилась навестить своих близких. Большую часть жизни она откровенно лицемерила и, будучи повинной во всех смертных грехах, пожинала плоды бессердечия.

Соболевская взяла в руки пожелтевшую фотографию, на которой творил авантажный мужчина за мольбертом, и горько вздохнула. Всем лучшим в себе она была обязана родителям, но долгие годы отвечала им черной неблагодарностью. Никто и никогда не любил ее так бескорыстно, как отец и мать. Но забронзовевшее от успехов чадо, погрязшее в комплексах детских обид, упорхнуло из родного гнездышка и без сожаления вычеркнуло из своей жизни стариков, которые окружали безмерной заботой сначала ее, а позже и брошенную на произвол судьбы внучку. Тридцать с лишним лет ее не интересовало, чем, как и на какие средства живут подарившие ей жизнь люди! К своему стыду Наталья была не в курсе, что отца давно уже нет в живых! И долгие годы даже не догадывалась, что на работах художника, моду на которого лет десять назад подхватили столичные коллекционеры, значатся его инициалы. Узнав о самобытном живописце из случайной беседы на фуршете в Кремле, Наталья испытала шок, но не призналась, что состоит в родстве с именитым живописцем. И хоть обрыдайся сейчас, слезы запоздалого раскаяния не вернут его к жизни, не помогут восстановить отношения с дочерью, как, впрочем, и не оправдают ее бессмысленную жестокость и чудовищное предательство.

Соболевская всмотрелась в портрет первоклассницы и застонала. Господи, неужели с тех пор миновало более полувека?! С какой любовью мать готовила ее к первому выходу в свет, превратив заурядную школьную форму в бальный наряд принцессы! Накануне отец разрисовал безликие банты ненаглядной дочурки портретами любимых сказочных героев, и весь двор сбежался полюбоваться на его шедевр. Когда их дружная семья шагала по залитому солнцем бульвару, им вслед оборачивались десятки улыбающихся горожан. Помнится, в тот погожий сентябрьский денек с деревьев осыпались каштаны. Хохоча, неугомонная троица наполняла ими карманы и детский портфель. Вскоре места не осталось даже в плетеной авоське, а каштаны все падали и падали…

Невольно окунувшись в прошлое, Наталья, наконец, вспомнила, что необъяснимая тяга к прогулкам по каштановым аллеям родом из детства. И привычка раскладывать созревшие плоды по полкам шкафов в борьбе с молью тоже от мамы. Разве можно было все это забыть?! Но ведь она умудрилась!

Фотографии с выпускного бала оказались первыми в коллекции цветных. Глаза – озера, коса – ниже пояса, восхитительное бальное платье вкупе с чудной ручной работы лодочками. Сосед из нелегального обувного цеха собственноручно соорудил их по эскизу отца! Правда, вскоре этого милейшего человека этапировали на нары – в стране, витрины универмагов которой уродовали безликие чеботы, подпольный бизнес был вне закона. Весь квартал тогда радовался, что Аркаша остался в живых – организатора производства ведь расстреляли. С недавних пор эти ажурные туфельки украшают раритетную коллекцию ведущего музея моды – Наталья передала их устроителям благотворительного аукциона в пользу детей, больных раком. Кстати, отсидевший положенный срок сапожных дел мастер из разряда экономических преступников перекочевал в ряды успешных бизнесменов. И нынче имя магната модной империи, по версии независимых экспертов журнала «Форбс», значилось в третьем десятке самых богатых россиян.

Соболевская надела очки, пристально разглядывая свой юношеский наряд. Какое же на ней дивное платье! Его фасон тоже обсуждал весь микрорайон. Подружки обзавидовались! Задолго до экзаменов родители создали десятки самых феерических узоров, позже воплотив в ткани лучшие из них. Отец и мать расписывали материю вручную по особой, известной только им технологии. Годом позже с эксклюзивным гардеробом Натальи безуспешно пытались конкурировать главные модницы театрального училища. Похвастаться подобным совершенством не могли даже первые леди столичных подиумов. Небезызвестный ныне кутюрье долго искал повод, чтобы познакомиться с авторами матерчатых бестселлеров и подпитаться их даровитыми идеями. Соболевская горько вздохнула. И что в итоге? Бездонные глаза выцвели, косы сменила модная стрижка, шкафы ломятся от именных коллекций, а в душе – пустота и одиночество. Хоть волком вой!

Из рассыпавшегося от времени наглухо заклеенного конверта выпало несколько любительских снимков. Дрожащими руками Наталья подняла фотографию новорожденной девочки. Глядя в дочерние глаза-пуговки, она не сумела сдержать слез и поймала себя на мысли, что папарацци дорого бы заплатили за ее сверхсекретный архив! Попади им в руки этот компромат, от ее доброго имени не останется камня на камне…

Карман старомодного жакета странно топорщился. Актриса сунула руку глубже и вытащила небольшую хрустальную туфельку. Соболевская взяла ее в руки и зарыдала уже в голос: еще одно свидетельство ее подлости. Она достала телефон и сделала вызов, попросив незримого собеседника срочно разыскать номер искомого абонента.