— Кстати, вы для моряка недурно стреляете.
— Стараюсь, — улыбка Будищева стала ещё шире.
Хорунжий немного удивился такой реакции, но, списав её на возбужденное состояние нового знакомого, только едва заметно пожал плечами и снова вскочил в седло.
— Вам надлежит немедля представиться здешнему коменданту полковнику Арцишевскому и сделать доклад по поводу данного происшествия, — глядя сверху вниз заявил он, после чего, наконец-то представился: — Я его адъютант, корнет Бриллинг.
— Я знаю, — едва слышно прошептал Будищев, и, скрывая ставшую совсем уж плотоядной улыбку, изобразил поклон.
— Честь имею!
— И вам не хворать.
Эпилог
Арцишевский оказался низеньким толстяком с пышными запорожскими усами. Обычно его лысина скрывалась от посторонних под мохнатой кавказской папахой, но сейчас она тускло блестела в свете масляных фонарей, придавая своему владельцу немного комический вид. Тем не менее, с лица его не сходило суровое выражение лица, отчего он казался человеком строгим или даже жестоким. Однако стоило ему улыбнуться, как это впечатление совершенно пропадало, и перед собеседником представал совершенно иной типаж, лишенный какой-либо свирепости.
Впрочем, став комендантом Чигишляра, он действительно уделял много сил борьбе с плутнями и злоупотреблениями местных торговцев. А поскольку в средствах он при этом нисколько не стеснялся, не приходится удивляться той репутации совершеннейшего людоеда, каковую он имел среди здешних торговцев. История с коммерсантом, в которого казаки силком залили некачественную сельтерскую воду, была чистой правдой. Говорят, бедолага потом сошел с ума, поскольку ему постоянно мерещилось, что из него выливается эта тухлая эссенция, но, что интересно, это была ещё не самая суровая расправа. Другого «комбинатора», упорно нежелающего сознаваться в своих прегрешениях, подчиненные полковника заставили принимать хинный порошок [87], не давая при этом воды. Выжил ли этот несчастный история умалчивает, но местные армяне были уверены, что нет.
— Кто таков? — строго спросил он представшего перед ним не успевшего толком привести себя в порядок Дмитрия.
— Минный кондуктор Будищев! — четко отрапортовал тот.
— Давно служишь, морячок? — высоко приподнял бровь комендант.
— Ещё и года нет, Ваше высокоблагородие.
— Откуда же столько Георгиев?
— С турками воевал.
— Ишь как, — ухмыльнулся в усы полковник. — Я вот тоже воевал, а крестов у меня поменее твоего. И как же случилось, что ты воров среди ночи пострелял?
— Нечего было ножиками своими размахивать.
— Это верно. Ну что сказать, — молодец! Я давно знал, что тянут, сукины дети, со складов, но за руку никак схватить не получалось. Всё думал, что они торговцам тутошним таскают на продажу, а оно вишь как. Прямиком в море и шито-крыто… Хвалю!
— Рад стараться, Ваше высокоблагородие!