– Знаем, – потупила глаза Джун. – Кончис откуда-то узнал. Это нас больше всего напугало. И вот мы здесь…

– Вы здесь. И я здесь. А ее нет уже нигде. Как тяжело…

Николас преступил с ноги на ногу, посмотрел на поникшую, не похожую на себя Джун, и вздохнул: – Так Жюли меня ждет? В таком же расхристанном состоянии? Ну, пойдем…

После десятиминутных блужданий по ночным поселковым улицам Джун и Николас вышли к нужному домику. Джун стукнула в окно и крикнула: – Это мы!

Дверь распахнулась, и Жюли, босая, в одном черном кимоно, бросилась с крыльца на грудь печальнику: – Ах, Николас! Почему ты умолчал о любви к Элисон?

Тот стоит молча.

– Может потому, что успел влюбиться в меня?

– Да, – против воли разжал губы Николас.

– И язык твой онемел?

– Да.

Жюли, тем временем, обхватила его за талию и повела внутрь домика (не забыв запереть дверь), где была одна лишь комната с непременной кроватью. Куда подевалась Джун, влюбленные выяснять не стали.

– А тогда, в Афинах, ты ей обо мне рассказал? – продолжала допытываться Жюли.

– Да. И зря – сейчас жила бы.

– Вы с ней тогда переспали?

– Какая разница, Жюли? Я столько раз спал с ней до этого…

– По-твоему никакой?

Тут она разжала объятья и отошла в сторону.

– Просто я хотела выяснить, с кем собираюсь провести ночь: с толстокожим носорогом или с падшим ангелом?

– Это ей я рассказал байку про сифилис.

– То есть у вас ничего не было?