— Вот теперь, когда мы будем говорить о Камероне, то вам всё станет ясно. Он был неравнодушен к Риму и потому в решении его интерьеров мы заметим характерные черты коринфского ордера. Пожалуй самым ярким примером будет Греческий Зал в парадных покоях второго этажа. Я потому так подробно расписывал вам это, чтобы там на втором этаже вы не просто смотрели, а узнавали, — Виктор сделал ударение на последнем слове, — это гораздо увлекательнее, и тогда ясно ощущаешь связь времён. Непрерывную связь, она есть стержень нашей цивилизации. Такие связи можно отыскать везде — в литературе, поэзии, в живописи, эстетических и социальных нормах общества, военном деле, юриспруденции, системе образования, и даже в экономике. Главное не лениться искать. Кажется я увлёкся.

Вернёмся к Белой Столовой, Что мы видим? Пилястры с капителями коринфского ордера, лепной фриз. А как вам сервиз?

— Восхитительно!

— Это подарок Николая Первого матери.

Виктор подошел к окну и смотрел на на павильон Трёх Граций, который возвышался в конце центральной аллеи собственного садика Марии Фёдоровны. Из Пилястрового кабинета был устроен сход с небольшим балконом, балюстрадой и мраморными статуями кентавров по краям лестницы, которая плавно переходила в чудесный партерный цветник, за цветником начинался сам садик. Между деревьев виднелась статуя Амура, скамейки с деревянным переплётом вместо сидений и спинок стояли под кустами шиповника. Редкие растения были снабжены небольшими табличками с описанием.

— Во времена Марии Фёдоровны собственный садик наверно представлял уникальное собрание растений. Императрица разбиралась в ботанике, знала латынь, она была первоклассным садоводом и цветоводом, что свойственно немкам, — Виктор вспомнил фрау Фабль и её ферму — милый сентиментальный уголок на зелёной террасе одного из трирских холмов, — на этих комнатах вдовствующей императрицы лежит флёр печали. Мария Фёдоровна и всегда-то была склонна к мрамору греческих и римских урн и изваяний, ей нравились надгробные памятники. Тишина, покой, уединение. Но при жизни Павла она не могла позволить себе так много тишины, как потом, когда осталась одна и выросли дети и не стало мужа. Она любила его и трагическая смерть, и то, что в смерти этой обвиняли их первенца, наследника престола цесаревича Александра, вероятно легло тяжким бременем на плечи этой замечательной женщины. Возможно, она обвиняла себя в чём-то, думала, что могла остановить, не допустить.

И всё-таки надо было жить. У неё оставался ещё её Павловск. До конца дней она не переставала заботиться о нём, украшать, и теперь, несмотря на то, что так мало оставила нам история, что во время Второй мировой всё здесь было уничтожено, незримое присутствие Марии Фёдоровны каким-то образом сохранилось. Может быть всё это из области фантастики, но, сначала ведь было решено вообще не поднимать Павловск из руин. Ленинграду было не до Павловска, и всё же именно с этого пригорода началось возрождение, Павловск стал первым музеем, который открылся для посетителей. Многое здесь утеряно навсегда, и не только война — была ещё и революция. Тогда Павловск принадлежал великому князю Константину, он не считался царской резиденцией и сначала не так пострадал. Но и отсюда забирали мебель и шторы для детских домов, игрушки царских детей. А потом спустя десятилетия уникальные вещи приобретённые Павлом Петровичем и Марией Фёдоровной в их заграничном путешествии распродавались с аукционов, потому что Советской России нужны были деньги для различных нужд, например укрепления органов государственной безопасности. Так при Молотове, кажется, продали гобелены из спальни царицы, они теперь в Америке.

— Да, это всё не правильно, — сказала Ника.

— Много, что было сделано неправильно, иногда мне кажется, что я монархист.

— Правда!? Вы бы служили царю?

— Думаю что да, — подтвердил Виктор, — вернее России, но, поскольку такой возможности у меня нет, я пытаюсь служить российской экономике.

— Получается? — спросила Вероника Она посмотрела на него серьёзно, и Виктор поразился, какой взрослой она может быть. Ника — не ребёнок…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Иногда получается, — ушел он от прямого ответа, но взгляда не отвёл, ему так нравились её зеленоватые глаза. — Иногда, — повторил он, — а случается, что и своя рубашка ближе к телу, никуда от этого не денешься.

— Это понятно.

— Чем занимается ваш отец? — вдруг без всякого перехода спросил Виктор.

— Он хирург, профессор, главный врач города, — улыбнулась Вероника, — управляет отделом здравоохранения.

— Впечатляет. Очень строгий?

— Очень, но справедливый. Он никогда не наказывал меня, даже пальцем ни разу не тронул.

— Разве отец может наказать дочь?

— Может, у меня есть подруги, которым не так повезло с родителями, как мне.