Почему «типа»? Да потому что момент рождения как-то не закрепился у меня в памяти, мозг маловат был, наверное. Осознавать себя начал где-то с двух лет.

Не раз и не два я слышал, как типа-родители обсуждают возможность придушить меня во сне и прикопать в лесу, но всякий раз они приходили к тому, что это — грех, а значит, надо терпеть.

Мне тоже приходилось терпеть. Сколько-нибудь повлиять на свою судьбу я один чёрт не мог, оставалось лишь крутить головой и тихо офигевать от происходящего.

Мой мир представлял собой крестьянскую избу. Обо всём, что вне её, я узнавал из разговоров «матери» и «отца». Имён их я не знал. Они называли друг друга именно так: «Слышь, мать!» и «Слышь, отец». Может, и сами уже имён друг друга не помнили.

Зачем судьбе приспичило послать мне такую жизнь, я понятия не имел. Может, это — ад? Может, и ад. На рай, во всяком случае, не сильно похоже.

Год за годом, слушая разговоры, я узнавал о том, что находится там, за стенами избы. В основном, всякий крестьянский бред. Урожаи, удои, оброки — всякая унылая лабуда. Однако моментами проскальзывали интересные вещи. Например, я выяснил, что где-то есть столица, в которой сидит, не много не мало, целая государыня императрица. Ещё я слышал имена. Ну и, в общем, понял, что нахожусь где-то в Смоленской области конца 18-го века, плюс-минус лет пятьдесят.

Это был коллапс. Я смотрел в потолок, откуда на голову мне падали клопы, и недоумевал: за что⁈ Где я так успел нагрешить в прошлой жизни, что мне досталось вот такое? Конечно, ангелом я не был, но ведь и младенцев живьём не ел на глазах у родителей.

Чтобы не сойти с ума, я убедил себя, что когда мне исполнится тридцать лет и три года, моя жизнь резко изменится. Что сказать. Увы, судьба не играет по правилам, которые мы для неё придумываем. Жизнь резко изменилась, когда мне стукнуло двадцать.

— Опять эти твари расповадились, — проворчал типа-отец, вернувшись домой.

Типа-мать разлила похлёбку по мискам, и они принялись ужинать. Меня всегда кормили после, тем, что осталось.

— Опять? — ахнула типа-мать.

— Угу. У Пахома овцу зарезали.

— Может, волки?

— Да какие волки. Целую почитай оставили. А след от когтей — во! Твари…

Про тварей я слышал неоднократно. Раз лет в пять-шесть они появлялись и убивали. Жрали людей. Скот резали чисто по фану, чтобы посеять панику. Как именно эти твари выглядят, я, конечно, понятия не имел. Расспросить — и то не мог, голосовые связки меня не слушались.

— С мужиками потолковали. В соседней деревне как раз охотник заночевал. Решили, будем платить.

— Да где ж денег-то взять? — всплеснула руками типа-мать.

— Где взять, где взять… Уж возьмём где-нибудь! Лучше так, чем подыхать.

Ну, не знаю, батя. Если б ты спросил меня, я б тебе сказал, что лучше уже подохнуть, чем вот так дальше. Впрочем, это моё мнение, не навязываю.

На следующий день кого-то в деревне убили. Из людей, в смысле. А к вечеру пришёл Он.