Книги

Мир на Востоке

22
18
20
22
24
26
28
30

— Нет, вас.

— Что же, вероятно, в таком случае нам не избежать неприятного разговора с ней на педсовете и, возможно, на родительском комитете школы. Но, может быть, вы все же сами разъясните жене всю пагубность избранной ею позиции? Вы ведь как-никак партийный работник и корреспондент областной газеты.

И он стал подробно объяснять, в чем состоят ошибки Ульрики, упомянув при этом имена ее учеников: Бернда Хёльсфарта и Райнера Гариша, сына той самой Лизбет, которая работала на шихте. Но в чем именно обвиняли Ульрику, Ахим не мог понять. В тот момент и появился Кюнау. Было видно, что он вне себя от ярости, но изо всех сил сдерживается и только внимательно прислушивается к тому, что говорит инспектор по поводу Ульрики. Вскоре он заметно успокоился, а под конец ядовито заметил:

— Вот, значит, какой дух в вашем семействе?! Я узнал и о твоих эскападах, Штейнхауэр. Ночью лезть через забор… Ты, видно, совсем ума лишился.

Терпение у Ахима лопнуло.

— Да пошли вы все к черту! — бросил он и, не оглянувшись, вошел в кабинет, захлопнув за собой дверь.

Началось все это совершенно невинно, и Ульрика никак не могла предположить, что ее ожидают такие неприятности. Сразу после переезда в Айзенштадт она вышла на работу. Кроме часов по своим предметам, ей из-за длительной болезни одного из учителей пришлось взять и классное руководство в седьмом классе. До конца года оставались считанные недели, выпускать класс и выставлять оценки в дневники она должна была сама. Ульрика с большой серьезностью отнеслась к этим новым для себя обязанностям. Она старалась лучше познакомиться с каждым учеником, ни в коем случае не допускать предвзятости. Ситуация в школе была далеко не простая, и, может быть, в конечном счете именно это явилось причиной ее последующих разногласий с начальством.

Айзенштадт все еще считался новостройкой. Нехватки ощущались буквально во всем. Старая городская школа — мрачноватое кирпичное здание кайзеровских времен (так же как и вокзал, и до смешного маленький почтамт) — уже давно не вмещала детей, появившихся в городе, ибо с окончанием строительства каждого нового многоквартирного дома в Айзенштадт переезжали новые семьи. В школьном здании было всего десять кабинетов, а детей — уже больше двадцати классов, и в каждом нередко по сорок учеников. В новой части города уже сооружалось современное школьное здание, однако до конца строительства было еще далеко. Поэтому школе были выделены самые разные помещения, и Ульрике еще повезло, что из-за беременности ее оставили в главном здании. Другие учителя где только не проводили занятия, даже в полуразвалившемся старом замке, и частенько, закончив урок, усаживались на велосипед и мчались в другой конец города — на следующий урок. Многие наверняка показывали при этом неплохие спортивные результаты.

Каково было директору, работая в таких условиях, сохранять хотя бы маломальский порядок, а тут еще новички вроде Ульрики пытаются экспериментировать, проявляют инициативу, подвергают сомнению давно апробированные и оправдавшие себя методы. Как здесь сохранить спокойствие?

Вначале Ульрика, разумеется, опиралась на оценки, поставленные ее предшественником. Однако по мере знакомства с классом и по результатам опросов и контрольных она все больше убеждалась в том, что прежние оценки не соответствуют знаниям ребят. Вероятно, Ульрика была строже к ученикам, чем ее заболевший коллега, и совершенно не обладала способностью закрывать один, а то и оба глаза на печальное положение дел. Самое большое расхождение между ними было в оценках по двум основным предметам: немецкому и русскому языкам.

Обеспокоенная этим, Ульрика, несмотря на протесты Ахима, допоздна засиживалась над учебниками и методическими пособиями — ей хотелось как можно быстрее преодолеть отставание ребят, к тому же ей казалось, что она тоже виновата в слабых знаниях учеников, из-за собственной неопытности или ошибок в методике — ведь ее специальностью были не немецкий и русский, а химия и биология.

Ульрика решила проводить дополнительные занятия с теми ребятами, которых, объективно говоря, нельзя было аттестовать не только за седьмой, но и за шестой класс. Это отнимало много сил и времени, но, когда она увидела первые результаты своих усилий, ей показалось, что это она, а не ее ученики, заслужила наконец лучшую оценку.

Только с одним мальчиком, как она ни билась, ничего не выходило. Звали его Райнер Гариш, и скоро он стал для нее не просто неуспевающим учеником. Случай Райнера Гариша стал, так сказать, прецедентом.

Ульрика никак не могла упрекнуть себя в том, что этот мальчик вызывал у нее неприязнь. Напротив. Она вообще любила детей, всегда готова была похвалить, даже за самые минимальные успехи. Ведь этот Райнер, в отличие от некоторых других мальчишек в классе, не был ни лентяем, ни олухом. Он держался даже чересчур тихо, робко, часто сидел задумавшись и склонив набок свою кудрявую голову, словно спал с открытыми глазами, и всякий раз вздрагивал от испуга, когда Ульрика обращалась к нему с каким-либо вопросом. Нередко мальчишки и девчонки в классе дразнили его, и он с трудом сдерживал слезы. Ульрика, когда замечала это, всякий раз им строго выговаривала. Ей было искренне жаль мальчика.

Однако, как она ни билась, толку не было. Тогда она решила пойти к нему домой. Из сведений, записанных в классном журнале, Ульрика знала, что мать мальчика — вдова, одна растит двоих детей, работает на комбинате и недавно переехала в новую квартиру. Может, у мальчика в семье плохая обстановка и это мешает ему учиться?

Однако она ошибалась. Луиза Гариш была, как в этом уже мог убедиться Ахим, женщина решительная и энергичная, в ее внешности было что-то южное, даже цыганское, сын и в этом совершенно не походил на мать. В их квартире, точно такой же, как у Ульрики, царили идеальная чистота и порядок. После того как обе женщины преодолели смущение, Луиза рассказала, что всю отделку квартиры пришлось взять на себя: красить, белить, обои клеить. Помогал ей только сын. Нет, мужчина в доме ей не нужен, да и детям нелегко было бы привыкать к чужому человеку… Словом, они разговорились по душам.

Замуж Луиза вышла в войну, толком даже не зная будущего мужа. С фронта он не вернулся. Дочка росла у ее родителей в деревне, но с сыном, зачатым во время короткого солдатского отпуска, она не хотела расстаться. В Магдебурге бомбежки усиливались с каждым днем, и однажды во время воздушного налета ее с малышом засыпало в подвале бомбоубежища. Откопали их только спустя двое суток, которые она провела в неописуемом кошмаре.

— Может быть, от этого мальчик и вырос таким? — спросила она Ульрику. — Говорят ведь, что первые жизненные впечатления очень много значат для человека. Знаете, он часами рисует героев из детских сказок — Красную Шапочку, Волка. А вон Храброго Портняжку из фанеры выпилил и раскрасил. Но над книжками сидит, сидит, а выучить ничего не может.

Ульрика удивилась. До сих пор она не подозревала о художественных способностях мальчика. Ему обязательно надо помочь. Но и образование какое-то он должен получить. Вероятно, нужно оставить его в седьмом классе еще на год и позаниматься с ним дополнительно. Она уже хотела сказать об этом его матери, но все же решила еще раз посоветоваться со своим предшественником, который осенью перенес тяжелый инфаркт и с тех пор все еще лежал в районной больнице.

Прихватив с собой классный журнал, Ульрика отправилась к нему. Сразу же было видно, насколько тяжело болен этот человек, бледный, лысый, с почти прозрачной кожей на лице. Он был уже ходячим, и они вышли в парк, уселись на нагретую солнцем скамью под соснами. Ульрика хотела выяснить, почему Райнера Гариша, не усвоившего толком программу шестого класса, все-таки перевели в седьмой. Она считала это несомненной педагогической ошибкой. Собственно, ради этого она и проделала неблизкий, с тремя пересадками, путь.