Книги

Мифы об идеальном человеке. Каверзные моральные дилеммы для самопознания

22
18
20
22
24
26
28
30

Но у Шкляр есть еще одна претензия к жестокости, которая поможет нам понять, почему нельзя бить друга за то, что он высмеивает шорты. Жестокость, по ее словам, часто несоразмерна действиям, которые побудили к ней[55]. Человек совершает мелкое преступление (как в романе «Отверженные», где герой украл буханку хлеба, поскольку голодал) и отправляется в тюрьму, где относятся к нему невероятно жестоко. Это неправильно: суровость наказания сильно перевешивает преступление. Убедительный аргумент, правда? Современная система уголовного правосудия посадила многих людей в тюрьму за незначительные правонарушения, включая, например, хранение марихуаны, что сейчас в некоторых странах легально. Но эта проблема проявляется не только в преступлениях. Почти все основные ситуации взаимодействия людей изобилуют неоправданной жестокостью. Если вы мне не верите, выложите на YouTube видео, в котором скажите что-то безобидное, например «Вкусный сыр!» или «Я люблю Мичиган!», а затем изучите комментарии. («Возвращайся в свой Мухосранск, дурной урод, любитель молочки» — вот лишь один из примеров.)

Поскольку наша цель сейчас — стать лучше в обычной жизни, неплохо бы поставить жестокость на первое место в списке того, чего нужно избегать. К сожалению, за это приходится платить немало: вокруг нас слишком много жестокости, и когда мы считаем ее худшим пороком человечества, это тяжело сказывается на психике. «Если жестокость нас пугает, — пишет Шкляр, — мы должны, учитывая факты повседневной жизни, всегда негодовать»[56]. И она права! Если пробежать взглядом по заголовкам новостей, мы увидим много примеров жестокости: расизм, сексизм, подавление избирателей, законы, держащие людей в нищете, мерзкие комментарии на YouTube. Она, по словам Шкляр, угрожает превратить нас в мизантропов. Именно поэтому у нас есть соблазн не заострять на ней внимание. Но существует способ избежать бедствий из-за жестокости: знание (в частности, знание культурных традиций, отличных от нашей). Цитируя великого философа эпохи Просвещения Монтескье, она говорит нам, что знание делает людей добрее[57], а невежество ожесточает нас. Думаю, идея понравилась бы Аристотелю: чем больше мы пытаемся узнать и понять жизнь других, чем больше ищем золотую середину сопереживания, тем менее вероятно сочтем допустимым обращаться с ними жестоко.

Мы уже прошли большой путь! Мы не только понимаем, что не должны бить друга по лицу без причины (или по неподходящей причине), у нас уже есть более глубокое понимание того, почему это так. Мы знаем, к чему стремимся (золотая середина разных качеств) и что это нам дает (глубокое понимание наших действий, делающее нас «гибкими и современными» по отношению к другим, в более сложных условиях). Мы также понимаем, почему жестокое действие (бессмысленное причинение боли другому) должно быть первым в списке того, чего не следует совершать.

Но опять же — стоит ли бить друга по лицу без причины? Это была просто остановка. Мир, как мы уже говорили, сложен, и большинство решений не так просты. А если мы в ситуации, когда наш выбор состоит не в том, чтобы

а) ударить человека по лицу

или

б) не делать этого,

а скорее

а) ударить человека по лицу

или

б) в живот?

…И что нам делать дальше?

Глава 2. Если у вагонетки, которой я управляю, отказали тормоза, что делать: ничего и задавить пятерых или резко повернуть и убить одного (не из этих пятерых)?

Странный вопрос, правда? Мы маялись дурью, болтали об «Отверженных», обсуждали комментарии на YouTube и вдруг оказались в мрачной психодраме на рельсах. Естественно, вы, скорее всего, никогда не были в такой ситуации и вряд ли окажетесь. Но поверьте: чтобы осознанно принимать решения в современном мире, ориентируясь на этику, нужно как следует подумать, что бы вы сделали, если бы столкнулись с необходимостью выбирать, и, главное, почему бы вы это сделали.

Итак, вы едете на вагонетке, тормоза отказывают. На рельсах перед вами пятеро строителей, которых она непременно задавит. Но вы можете дернуть рычаг, который переведет стрелку, и вагонетка уедет на другой путь, на котором один строитель. Вопрос понятен: оставить всё как есть и убить пять человек? Или дернуть рычаг и убить одного? И вообще, почему эти люди на действующих рельсах в разгар рабочего дня? Кто это допустил? Джерри из отдела планирования? Это же невежество. Но вы же знаете: он работает здесь только потому, что его двоюродный брат — владелец компании.

Этот мысленный эксперимент и его многочисленные вариации (к которым мы скоро перейдем) называются «Проблемой вагонетки». Первой такие вопросы задала себе британка Филиппа Фут в 1967 г.[58][59] Теперь я знаю, о чем вы думаете. «Филиппа Фут» похоже на имя сказочной мыши, которая живет внутри фиолетового гриба в заколдованном лесу. Но она была отнюдь не мышью из сказки, а уважаемым философом, и, возможно, «Проблема вагонетки» — самый известный мысленный эксперимент современной философии. Она настолько известна и так часто обсуждается, что многие ученые уже ненавидят ее: закатывают глаза и раздражаются, когда кто-то о ней упоминает, ведь это все уже перетиралось полвека. Эта проблема — своего рода «Лестница в рай», или «Крестный отец» философии, или что-то в этом роде: признанная классика, слишком заезженная. Но смиритесь с этим, профессиональные философы: мы все равно поговорим о ней. Обсуждение сложных моментов дает потрясающий эффект для понимания того, почему «поступать правильно» так сложно. Так что поехали!

Большинство из нас согласятся, что в первоначальной интерпретации, изложенной выше, мы должны дернуть рычаг. Мы рефлекторно даем ответ, потому что… просто нам кажется, что так правильно. Мы ничего не знаем об этих людях, это какие-то строители, которые почему-то не считают необходимым обращать внимание на, казалось бы, жизненно важный момент: на рельсах может оказаться вагонетка. Может, поэтому мы должны спасти как можно больше? У нас есть возможность сделать очень простое движение и спасти четыре человеческие жизни. Просто дерни за рычаг, детка, и мы станем героями!

Но как только первоначальный сценарий немного меняется, возникает много ловушек, невидимых глазу, или мин, спрятанных в этой проблеме. Например, что, если вы не машинист, а просто наблюдатель[60], стоящий рядом с рельсами, там, где (в этой версии) расположен рычаг перевода стрелки? Теперь мы не обязаны принимать решения, как в случае, если бы мы работали в вагонной компании. Мы по-прежнему решим дернуть рычаг? А что, если потенциальная каша на путях не чужие нам люди? Что, если через лобовое стекло мы узнали подругу Сьюзан, стоящую на втором пути? И мы не хотим убивать Сьюзан: она же милая и заботливая, а однажды даже отдала нам билеты на концерт Бейонсе, когда не могла пойти сама, — поэтому принимаем твердое решение не переводить стрелку. Допустимо ли с точки зрения морали позволить вагонетке убить пятерых, чтобы спасти жизнь подруги? А если на втором пути та Сьюзен, которая нам не просто не друг — мы ее ненавидим? Она высокомерная, подлая, а однажды даже отказалась отдать нам свои билеты на концерт Бейонсе, хотя сама не собиралась на него идти. Более того, только вчера вы говорили сестре, что вам иногда хочется, чтобы Сьюзен переехал вагон. И если сейчас вы дернете рычаг, вы сделаете это, потому что хотите спасти пять жизней… или потому, что неприятная Сьюзен, зажавшая билеты на Бейонсе, сама напросилась?

А вот особенно интересный вариант: что, если мы стоим на мосту над железнодорожными путями[61], смотрим, как внизу мчится вагонетка без тормозов, а рядом с нами стоит грузный тяжелоатлет с толстой шеей[62] по имени Дон, и он си-и-ильно свесился за перила моста. Мы отлично знаем физику и посчитали, что Дон достаточно массивен, чтобы замедлить и даже остановить вагонетку своим телом до того, как она раздавит пятерых. А значит, достаточно слегка подтолкнуть Дона, чтобы он упал на рельсы и его раздавило во имя пяти жизней. Вы бы его толкнули? Большинство четко отвечают «нет». В какой-то момент тот, кто проводит мысленный эксперимент, справедливо указывает на то, что действие и результат по сути идентичны: в одном сценарии мы дергаем рычаг, в другом сбрасываем Дона с моста, но в обоих случаях осознанно провоцируем смерть одного невинного человека, чтобы спасти пятерых. Но при этом ситуация выглядит иначе, верно? Есть разница между тем, чтобы дернуть рычаг внутри вагонетки и физически столкнуть человека с моста. И еще: будь осторожнее, Дон. Не надо так сильно свешиваться за перила мостов (ни один из участников «Проблемы вагонетки» не имеет представления о потенциальных опасностях. Это бесит).

Кстати, мы еще обсудили не все варианты «Проблемы вагонетки». Что, если мы врачи[63] и пять человек, попавшие в отделение неотложной помощи, нуждаются в пересадке пяти разных органов, иначе все они умрут: одному нужно сердце, второму — печень, третьему — легкое, четвертому — желудок, а пятому — допустим, селезенка? Необходима ли селезенка для выживания? Это неважно. Дело в том, что всем им нужны органы. Мы, измученные врачи, дежурим сегодня вечером и на пути к торговому автомату за газировкой встречаем милого санитара, беззаботно моющего полы. Может, он поет себе под нос песенку о том, какой он здоровый и как это круто, что все его органы функционируют идеально. И это зрелище наводит нас на чудесную мысль: мы убьем санитара, вынем у него органы и разделим их между пострадавшими. Его сердце достанется парню, которому нужно сердце, селезенка — женщине, которой нужна селезенка, и т. д. Все получат свое! (За исключением санитара.)