Только около сотни англичан, пробежав с полмили, дали себя уговорить остановиться. Но оставшиеся в живых два офицера через час остались одни. Солдаты бросили их на произвол судьбы, рассеявшись по лесу.
Ну что ж… «Тогда считать мы стали раны, товарищей считать».
Победа была полной. Англичане потеряли только убитыми более двух тысяч человек. Еще порядка полутора тысяч были ранены и сдались в плен. Потери же французов и их союзников в этом бою были небольшими. Офицеров они потеряли троих убитыми, а еще четверо были ранены. Рядовые и канадские ополченцы потеряли девятерых. Общее же соотношение потерь оказалось следующим: французы – шестнадцать; человек, а их индейские союзники – около сорока.[95]
Обходя поле боя и разглядывая тела поверженных врагов, парни Самума наткнулись возле трупов генерала Брэддока и офицеров его штаба на убитого дородного мужчину средних лет, лицо которого показалось им знакомым. Пленные английские офицеры сказали, что это труп Бенджамина Франклина, генерального почтмейстера Пенсильвании, который в армии Брэддока фактически исполнял обязанности квартирмейстера.
«Ну вот, на стодолларовой купюре, если, конечно, она когда-нибудь будет напечатана, теперь будет изображен другой», – подумал про себя Хас. – «Таким образом, этот завоевательный поход оказался последним сразу для двух несостоявшихся президентов США».[96] Впрочем, Самум отнесся ко всему произошедшему достаточно равнодушно. Видимо, начал привыкать к новой жизни в прошлом.
Его больше интересовали насущные проблемы. Для транспортировки раненых необходимо было срочно найти где-то большое количество телег, которых у французов в данный момент не было. Потому де Линьери отправил гонца в форт с вестью о победе. А заодно он попросил прислать необходимое количество подвод и солдат для конвоирования пленных. Пока же доктора во главе с Дартом и при участии Робинсона и Оделла оказывали раненым необходимую медицинскую помощь на месте.
Хас переговорил с де Лангладом, который оказался весьма интересным собеседником и рассказал много нового и познавательного об индейской тактике ведения боевых действий, а заодно и о европейской линейной тактике, господствовавшей тогда на поле боя. Впрочем, и Жан, в свою очередь, с большим интересом слушал рассказы Хаса, в том числе и о приемах ведения боевых действий в лесистой местности.
Молодые люди были весьма довольны беседой, и стали если не друзьями, то добрыми приятелями. По совету Самума, Дюма выставил боевое охранения по периметру полевого лагеря. Охрану периметра взяли на себя смешанные караулы французов и индейцев. Теперь враг не мог внезапно напасть на лагерь, и свободные от вахты и работ люди могли спокойно отдыхать.
Впрочем, Хас думал о совсем другом, а именно, что им делать дальше. Он напряженно размышлял, пытаясь решить – остаться ли им здесь, или двинуться дальше, ища себе хоть какое-то временное пристанище.
– Квинси, что слышно от Танахарисона? Он должен был уже давно объявиться.
– Не знаю, генерал, с тех пор я ничего от него не слышал.
– Если до завтра от него не придут гонцы, вам придется еще раз отправиться к нему и пригрозить, что, если он не выполнит обещанного, то мы его примерно накажем.
Брэддок нахмурился, вспомнив, как попытка «примерно наказать» другое племя – сасквеханноков – закончилась более чем двумястами погибшими под какой-то никому не нужной индейской деревней. И, что еще обиднее, трупов индейцев на поле не было, были следы кремации, но, по словам скаутов, сожжено было не более двух-трех десятков тел, возможно, даже меньше.
Через три часа Квинси вернулся.
– Генерал, пришли гонцы.
– И что ты узнал от них?