Книги

Метазоа. Зарождение разума в животном мире

22
18
20
22
24
26
28
30

Я называю это взгляд градуалистским, но единой шкалы он не предполагает. Если у какого-то существа оценочная сторона опыта представлена хуже, а чувственная – лучше, это еще не значит, что оно будет более сознающим, чем животное с простыми ощущениями, но развитой оценкой. Наверное, имеет смысл говорить о нескольких измерениях, нескольких шкалах с разной ценой деления.

Независимо от того, насколько это разумный способ свести воедино идеи, представленные в книге, он идет вразрез с выводами множества современных трудов по психологии и философии. Я имею в виду не просто неприятие градуализма, о котором писал выше, но и более глубокую разницу в подходах.

Авторы большого числа новых работ пытаются объяснить сознательный опыт через подробную модель обработки информации[13], пытаясь отыскать одну важнейшую ее стадию или конкретную нейронную цепь в мозге: когда поток информации направлен отсюда туда, он воспринимается сознанием, а если в обратную сторону, то нет{266}. Человеческий мозг обрабатывает колоссальный объем информации, и какая-то действительно направляется по особым проводящим путям или нейронным цепям или же особым образом кодируется, а затем воспринимается сознательно. Возможно, опыт возникает, когда информация поступает в «рабочую память» или попадает в центральное «рабочее пространство» или «модель мира» в мозге. Возможно, в любой отдельно взятый момент времени лишь крайне малая доля поступающей в мозг информации обрабатывается сознательно.

Этот подход частично подтверждается экспериментами, порой очень эффектными, которые демонстрируют крайнюю избирательность сознательного опыта. Многие ментальные процессы не осознаются, в том числе большая часть простейшей, базовой активности: перцепция, управление действиями, даже простые виды научения. Похоже, многое из того, что имеет отношение к опыту, происходит «в темноте». Эксперименты показывают, что люди способны воспринять слово, предъявляемое так быстро, что они даже не успевают осознать, что вообще его услышали. Они не знают, что слышали это слово, но реагируют на другие стимулы так, будто услышали и поняли его смысл. Точно так же пациенты со специфическими повреждениями мозга могут обрабатывать зрительную информацию, хотя и утверждают при этом, что совершенно ничего не видят, – это называется «слепым зрением».

Я отдаю должное таким опытным данным, но не всегда согласен с их интерпретацией и местом, которое им отводится в общей картине{267}. Сторонники такого подхода нередко говорят, например, что сознательный опыт человека не может вместить более одного объекта одновременно. Французский нейроученый Станислас Деан, чья лаборатория осуществила ряд исследований из числа описанных выше, в этом убежден{268}. Он считает, что в каждый момент времени вы способны осознавать всего одну вещь, хотя и можете очень быстро переключиться на другую. Это в каком-то смысле крайний из всего семейства подобных подходов – другие утверждают, что в сознании умещается больше одного объекта, но вся информация о них должна направляться по тому самому особому проводящему пути или поступать в то самое особое место в мозге, каким бы оно ни было.

Когда я думаю о роли таких факторов, как настроение, уровень энергии и прочих, на которых акцентировал внимание выше, этот узкий взгляд на опыт кажется таким странным, что я начинаю подозревать, что мы с его приверженцами говорим об абсолютно разных вещах. Возможно, у этого вопроса действительно две стороны. Первая – общий эмпирический профиль – все, на что похоже быть вами в данный момент времени. Вторая – все, что вы в данный момент сознаете, что сейчас на первом плане и в центре вашего внимания. Для меня слово «сознавать» ближе ко второму пониманию, чем к первому, отчасти потому, что слово предполагает наличие объекта: вы сознаете…? Ладно, а что именно вы сознаете? Предполагается, что «эмпирический профиль» – это что-то другое. Многое из того, что имеет отношение к опыту, что вносит свой вклад в то, каково быть вами прямо сейчас, и близко не попадает в фокус внимания.

Если эмпирический профиль в этом смысле шире и вместительней, то какие из ментальных процессов в него включены? Ответ, который я мог бы дать в рамках своих представлений: все, даже если вклад многих крайне незначителен. Любые альтернативы возвращают нас к дуализму, к мысли, что опыт – продукт какой-то конкретной активности мозга, нечто, созданное для нас, предложенное нам мозгом. На самом деле опыт и есть эта активность, поэтому абсолютно все, что к ней относится, должно играть какую-то роль. Однако ситуация не настолько проста. Пусть для опыта важны все и каждый аспект паттерна активности, который есть ваш разум; тем не менее не все, что происходит в пределах вашего тела или черепа, будет частью этого паттерна. Но и в этом случае получившаяся картина очень далека от вышеописанного узкого взгляда на субъективный опыт. Многие внутренние процессы оказывают, пусть минимальное, влияние на внимание или, например, настроение и, следовательно, являются частью опыта.

Узкий подход, который я противопоставляю своему, враждебен идее распространенности опыта в животном мире – отчасти потому, что сформирован он, и это неудивительно, под влиянием наших знаний о человеке, а ученые в первую очередь заняты разработкой теорий, описывающих, как конкретные области нашего мозга делают то, что они делают. Вдобавок я считаю, что этот подход рисует картину, которая, при всей ее неопределенности, влияет на мнения людей по интересующему нас вопросу. Эксперименты, о которых я упоминал выше, по всей видимости, показывают, что существует обширный перечень простых операций, которые человек может осуществлять бессознательно, – это и различные виды восприятия, и обработка чувственных данных. Нам кажется, что если это так, то ничто не мешает собрать их все в один блок и вообразить животное, которое ощущает мир и реагирует на него, но при этом полностью лишено сознания. В конце концов, оно же будет делать только то, что, как мы знаем, можно делать не осознавая. В таком случае не будет ничего, на что похоже быть таким животным. А затем мы сможем распространить это заключение на настоящих животных, подобных нашему гипотетическому. Однако я считаю этот аргумент неубедительным. Объектами экспериментов, на данных которых он основан, были люди – сознающие существа, пусть они и осознавали не все, что происходило у них внутри. Благодаря таким экспериментам нам известно, что, даже если ты сознающее человеческое существо, удивительно большое число твоих ментальных процессов может осуществляться глубоко в тени. Но это еще не доказывает, что в тени может происходить все и сразу. Для любого нормального и бодрствующего человека есть что-то, на что похоже им быть, даже если большая часть происходящего протекает за сценой. То же самое может касаться огромного числа существ, прокладывающих свой путь в жизни.

Выше я писал, что многие из идей, главенствующих сегодня в сфере сознания и опыта, базируются на данных, касающихся нас самих. В этом нет ничего удивительного, потому что все эти гипотезы обычно опираются на данные экспериментов на людях, которые способны следовать инструкциям и сообщать, что они видят и чувствуют. Без сомнения, это отличный способ узнать, как выглядит опыт человека. Но как быть со всеми остальными? В мозге других животных (птиц, рыб) есть зоны, которые в первом приближении напоминают соответствующие структуры мозга человека, и это дает нам основание распространить свои представления и на них. Но что нам думать о животных, которые совсем на нас не похожи, в том числе о тех, что появлялись на страницах этой книги? Сказав: вот это (что наблюдается у человека) опыт и есть, а если у вас в голове ничего подобного не происходит, то и опыта у вас нет, – мы можем совершить ошибку. Альтернатива – мысль о том, что если их мозг не похож на наш, то и их опыт отличается, а не полностью отсутствует. Если мы соглашаемся с тем, что у раков-отшельников, осьминогов и так далее какая-то форма опыта, скорее всего, есть, нам нужно взглянуть на вещи шире – поискать, что есть в них и что есть в нас такого, что превращает нас в чувствующие существа. Именно эту мысль я и хотел развить. Кроме того, я думаю, что широкий подход, за который я ратую, поможет нам лучше понять опыт человека – наш собственный опыт. Он не позволит забыть о тех первобытных, неотчетливых элементах опыта, которые сопровождают сфокусированную, пристальную осознанность, которая ярче всего проявляется в психологических экспериментах. Человеческий опыт – смесь старого и нового.

Следствия

Предположим, что мы на верном пути и идеи, изложенные здесь, пусть неполны, но, насколько возможно, истинны. Что это значит в приложении к другим вопросам, актуальным сегодня? Каковы будут следствия? Я проанализирую два.

В предыдущих главах я писал, что многие считают пчел и мух, например, крошечными летающими роботами, а вовсе не субъектами опыта. Читатель может удивиться, отчего я недоволен этими роботами и почему списываю их со счета. Ведь пусть у современных роботов опыта быть не может, но кто его знает, что сулит нам будущее?

Здесь мы касаемся темы искусственного интеллекта (ИИ) – разнообразных систем, где якобы должен существовать разум, размещенный не в теле – обычным манером, – но реализованный в алгоритмах компьютерной программы. Я имею в виду попытки создать так называемый сильный ИИ – компьютерные программы, способные не просто вести себя или решать проблемы так, как мог бы это делать некто, наделенный разумом, но программы, которые, будучи запущены, должны стать разумом. Если разум способен существовать в виде алгоритмов программного обеспечения, можно рассчитывать, что однажды мы сумеем загрузить какие-то из них, возможно те, где будет закодирован наш собственный разум, в информационное «облако». Нам по-прежнему нужны будут материальные носители, но разум сможет перемещаться с одного компьютера на другой, как перемещается информация в современных облачных технологиях. Наши мысли и опыт, ныне существующие в ограниченном пространстве тел, после загрузки будут порхать с машины на машину.

Если идеи, изложенные в этой книге, верны, создать разум, задав машине последовательность операций, невозможно, какими бы сложными и отточенными ни были эти алгоритмы. Подход, который я отстаиваю, до некоторой степени противоречит концепциям, лежащим в основе подобных проектов ИИ.

Эти проекты опираются на представление, будто разум наличествует в виде паттернов активности и взаимных связей. Обычно эти паттерны существуют в мозге, но считается, что их можно запустить и на других физических устройствах. Я, в общем, не спорю с мыслью, что разум существует в виде паттернов активности, но эти паттерны гораздо менее «мобильны», чем порой предполагается, – они неотделимы от конкретного вида физической и биологической основы.

Против идеи сильного ИИ часто выдвигают следующее возражение: в компьютерных программах можно изобразить паттерны взаимодействия, наблюдаемые в мозге, но это не то же самое, как если бы эти паттерны существовали в компьютере. Они всего лишь закодированы, записаны, но этого недостаточно. Это важное возражение, однако защитники ИИ, как правило, просто отмахиваются от него. Тем не менее есть такая связанная с работой мозга активность, которая действительно может существовать в компьютере, причем добиться этого несложно. Предположим, что мозг – всего лишь коммутируемая сеть передачи сигналов, где нейрон А активизирует нейроны В и С, нейрон С влияет на D, E и F и так далее и, кроме этого, ничего больше не происходит. Тогда, если какая-то деталь компьютера будет играть роль нейрона А (включающего В и С), другая – выполнять функции нейрона В и так далее, у вас будет все, что нужно, – все паттерны активности мозга присутствуют в машине, а не просто воспроизводятся ею. Но ведь это еще не все, что делают нейроны – и мозг тоже. Возражение, суть которого в том, что программы ИИ просто воспроизводят то, что делает мозг, но не делают того, что он делает, становится еще актуальнее, когда речь идет о крупномасштабных динамических свойствах мозга. Они тоже должны реально существовать в компьютере. Недостаточно составить пару уравнений, описывающих, что эти ритмы и волны (и так далее) делают, и скормить эти уравнения машине. Вся эта активность должна присутствовать в машине на самом деле.

Если наша цель – разум вообще, а не конкретно человеческий разум, тогда эти паттерны не обязаны быть точь-в-точь такими же, как в нашем мозге, достаточно будет простого сходства. Но задумайтесь, сколько всего нужно, чтобы запустить подобные процессы в машине. Подумайте об активности, которая дает начало ритмам и полям, о притоках и оттоках ионов (заряженных частиц) через клеточные мембраны, в сумме вызывающих синхронную осцилляцию в отдельных областях мозга. Даже если забыть о полях, существование системы, в которой наблюдается нечто подобное динамическим паттернам мозга, но которая не была бы подобна мозгу и в других отношениях, представляется сомнительным.

Здесь настал подходящий момент обдумать смысл той разновидности материализма, которую я описываю в своей книге. В вашей голове непрерывно роятся осознанные мысли. Неужели все дело в мозге? Посмотрите, это же просто серый ком. Разве этого может быть достаточно? И тут кто-то говорит: «Нет, нет, дело не в самом этом объекте, дело в активности внутри мозга, а ее вы увидеть не можете». Вы спрашиваете: «Какой активности?» И вам отвечают: «Это обмен сигналами и коммутация, очень запутанная и сложная». Предполагается, что вы скажете: «Ну хорошо» – и подумаете, что объяснение имеет смысл. Но разве оно что-то меняет? Затем перед вами вырисовывается общая картина: кроме межклеточных связей, есть еще ритмы, поля, паттерны электрической активности, модулируемые посредством ощущений. И тут, по крайней мере для меня, все вдруг меняется. Вот такая активность действительно может быть мной, моими мыслями и опытом, моей памятью о прошлом и фантазиями о будущем. В это уже не так трудно поверить.

Современные компьютеры наделены какой-то долей разума, ничтожной крупицей того, что происходит внутри нас. Компьютеры могут создавать иллюзию агентности и субъективности, причем весьма убедительную. Но, если взять устройство, соединяющее в единое целое быстрые, надежные процессоры и вместительное хранилище информации, и снабдить его всей энергией, какая ему требуется, оно все равно будет кардинально отличаться от мозга и от живого организма, как бы мы это устройство ни программировали. Возможно, в будущем искусственные системы станут собирать из других материалов, и они смогут выполнять операции, какие сегодня подвластны только живому мозгу. В результате на свет появится своего рода искусственная жизнь или по крайней мере нечто, похожее на нее больше, чем современные системы искусственного интеллекта. Проблема не в искусственности, не в том, что ИИ создан человеком, а не эволюцией. Проблема в том, что внутри ИИ должны происходить совершенно определенные, «правильные» процессы.

Из всей проблематики ИИ больше всего возражений у меня вызывают сценарии «загрузки»{269}. Представление, будто загруженная в компьютер программа будет располагать точно таким же, как у вас, опытом и станет вашим продолжением, – чистой воды фантазия. Вы – это не какой-то там паттерн активности, способный бродить по компьютерам и облачным хранилищам. Повторюсь: компьютеры будущего могут оказаться совершенно иными, и однажды искусственная жизнь может стать реальностью. Но современным технологиям не под силу оторвать ваш опыт от биологической основы – живого тела – и заставить его продолжаться, быть вами, в информационном облаке.