В саду за домом я разглядел силуэты, похожие на высокие шапки, — ульи. От папиросы я отказался. Рогинский не настаивал, закурил сам.

— Держу пчел, — пояснил он. — А вот там курятник, — в темноте был слышен шорох кур, — яичко, если взять еще теплое, это!.. Сад. Сейчас не так видно, ранняя весна, но — Эдем, право.

Воздух был уже теплым, пахнущим землей.

— Извольте ощутить, — Рогинский размял в пальцах листок, — аромат! Богородская трава. Чабер[35]. По поверью, Мария родила Иисуса на подстилке из этой травки. А! Тут кошачья петрушка — вех. Ну или, если угодно — печально известная цикута. То самое растение, которым был отравлен Сократ!

Я ждал очередной байки, но фельдшер замолчал, возясь в темноте у края грядки.

— Не опасно ее сажать?

— От мух-с первейшее средство. — Он постоял, покачался на носках, шумно потянул носом, вдыхая. — Воздух-то какой! Тут, между нами, накоротке… Не вяжитесь к Астраданцеву. У него все умозрительно. Он Рудиной, конечно, делал подарки. Простые. Но любая женщина в его ситуации — только повод к стиху. Он и моей Анне сонеты посвящает. Невротичный, еще испугается, сотворит что-то.

— А ему есть чего бояться?

— Ну, как хотите… Я вам, поверьте, сочувствую. Вам тут никто ничего не расскажет. Турщ уж сколько пытается дознаться о нападениях на артель, но все молчат. Бывает, и терпят лишения, а молчат.

— Боятся, запуганы?

— Запугать здешних — та еще задачка. Уж как старались. Но попытайтесь, поспрашивайте, что же, за спрос, как известно, денег не возьмут.

Я поинтересовался, с кого лучше начать.

— Может, со священника, отца Магдария?

Наш разговор прервал лай или визг, почти человеческий, от оврага, на одной заунывной ноте.

— Лисы кричат, тут много их, — пояснил фельдшер. — Вы интересовались, что мы делали и где были, — добавил он. — Так вот, мы с Аней все дни проводим однообразно. Когда не заняты больными — возимся в саду. Вот и тогда провозились до позднего вечера.

Вернувшись с Рогинским в дом, мы попали аккурат к накрытому столу.

— Вы спрашивали о суевериях, — вступил Псеков, подвинув ближе коробку с кильками. — Народ все же темный. Взять хоть этих бедолаг — партию краеведов… — Псеков аккуратно пристроил очищенную кильку на хлеб.

Узнав фамилию руководителя партии, ведущего раскопки, — Гросса, я вспомнил, что слышал это имя еще в Ростове[36]. Ученый, прибыл из Варшавы и в Граждан-скую беспрерывно копал курганы, даже под пулями.

— Жители недовольны, что они роют, — продолжал Псеков.

— Почему же?