Итак, Алик врезал замок в дубовую дверь маленькой комнаты, и мы, как тюремщики, поселили туда бабку Нину.
Она кричала и билась в дверь день и ночь. Спать было совершенно невозможно.
Тогда по ночам, мучимые недосыпами, мы брали коляску и шли на улицу – гулять с Димкой. В дождь, в мороз. В первый год Димкиной жизни он гулял преимущественно по ночам.
Мы втроем переехали жить на кухню. Через две межкомнатные стены ее крики и стенания звучали немного тише, но все равно однажды Алик уронил голову в большие ладони и произнес:
– Мы – звери…
Разрыв с матерью
Так, на грани истощения (и не скажешь «на грани безумия», потому что это было полное безумие) прошел год.
От квартиры к тому времени остались руины, как после бомбежки, с устойчивым запахом хлева.
Я повторюсь, что бабка Нина была очень крупной женщиной. Все двери болтались на одной петле. Стены были ободраны до кирпича, потому что она «делала ремонт», ибо «Юльку должны привезти из роддома».
Положительных сдвигов не было.
Наконец, мама пригласила эксперта-невролога для оценки перспектив.
Есть наука, которая изучает мимику и язык тела. Она считается псевдонаукой, как астрология. Но с тех пор я твердо знаю, что если человек говорит и крутит перед твоим лицом руками, то он просто лжет.
– Как вы понимаете, реабилитационная карта выполнена, положительный прогноз оправдался, – начал он издалека. Но закончил так: – Требуется очная консультация психиатра.
Мама была категорически против. У нее больше жизненный опыт, и она знала, чем это закончится.
Я пошла на разрыв отношений и вызвала участкового психиатра.
«Недобровольная госпитализация» – это были первые два слова, сказанные врачом, когда он увидел наше жалкое положение.
Приехала психиатрическая «скорая» с двумя санитарами. Все было очень вежливо. При виде двух лбов, бабка Нина притихла и даже как-то закокетничала.
– Два месяца можем спать, – обрадовался Алик.
Но я уже не могла спать.
Тогда никто не догадывался, что психиатр уже нужен и мне.