Он подумал и не стал снимать белье, пусть даже оно было таким же мокрым, как и остальная одежда. Бернардт уже потихонечку отходил от шока. Только подумать, суметь выбраться из ледяного ада.

— А курить? — Бекка нашла какое-то одеяло, волглое, но целое, отдала его Бернардту. Сама же скинула нижнюю рубашку, стянула мокрые чулки и села рядом. Девушка была не особо румяней, чем ткань сброшенного белья. Пышные ранее волосы разметались и покрылись инеем.

— Подумайте хорошо, доктор, завтра я могу не проснуться. Я имею право на сигарету.

— Ты драматизируешь, — Бернардт притянул ее к себе, так и вправду было теплее. — А уж сигарета, после ванны… — он рассмеялся негромким, бархатистым смехом, потом закашлялся. — Правда, сумасшедшая, нырнуть зимой в слив во всех этих юбках.

— Раздеваться бы пришлось слишком долго, — Бекка замолчала на несколько мгновений, потом призналась:

— Меня пару раз вытаскивали с того света, не горю желанием это повторять. Легкое я как раз после переохлаждения потеряла. Так есть курить? Я хочу снять стресс.

— Курево вымокло.

"Бекка все же миленькая" — подумал Бернардт. То ли она действительно была довольно забавной сейчас, то ли вся ситуация требовала разрядки, но он изрядно возбудился и, смутившись, отодвинулся от девушки.

— Поройся в плаще, если сумеешь высушить, то тебе повезло.

С мокрыми сигаретами Бекка справилась отлично, можно сказать, профессионально — потом прикурила от огня в печке и, уже чуть согретая, стояла у открытой дверцы, хотя круг тепла оставался ничтожным для большого чердака. От картины, представшей перед доктором, веяло безумием, учитывая и скромность нравов, что окружала мало-мальски приличного человека, и само место, в котором им не посчастливилось оказаться.

Ребекка была как призрак. Полумрак чердака частично скрадывал очертания ее тела, но отсветы от печи, к которой она повернулась, наоборот, подчеркивали нужное. Она стояла, совершенно обнаженная, посреди хлама, поломанной мебели и старых тряпок, положив локоть на еще не успевшую раскалиться сверху печку. Девушка не без удовольствия затянулась:

— Будешь?

— Не откажусь, — мужчина покачнулся, встал и подошел к ней. Мокрое белье не могло спрятать его возбужденное состояние, но он только и сделал, что опустился совсем рядом с печкой и затянулся сигаретой. — Просто не обращай на меня внимания. Надеюсь, до утра высохнет хоть часть одежды.

— Если хочешь. Одежда — сомнительно, что высохнет, но сможем выйти и добраться до телефона или поймать повозку, — Бекка улыбнулась, забрала сигарету у Бернардта, снова затянулась и вернула ее доктору. — Мне часто кажется, что ты так же не вписываешься в этот мир, как и твои пациенты. Вляпались же мы, особенно ты со всем твоим порядком и лоском, все равно, что королевский пудель, угодивший на помойку. Хотя ты и до этого казался немного нелепым. Ходишь за мной, слушаешь всю ту ересь, что я несу, — Ребекка присела на корточки рядом. — Хочешь?

— Ох, только не веди себя как Мария Магдалена… — он отвернулся, — вообще не пойму, ты меня хвалишь или ругаешь…

— Ругаю, конечно, — Бекка засмеялась. — Разговоры, беседы, такая шелуха! Ведь если подумать, то каждого, внимательно послушав, можно отправлять в твое заведение. Но это все вода, важны лишь поступки, а ты, и люди подобные тебе, их не совершают, — девушка покачалась с пятки на носок, потом подтянула одеяло ближе к печи и села на него, кинула взгляд на Бернардта.

— А я была бы не прочь.

— Ты ошибаешься. Слова очень важны, они показывают отношение одних людей к другим, — сказал доктор. — Есть много одиноких людей, непонятых. Пациенты чаще всего такие люди. Люди с комплексами, со страхами. Если им словами не объяснить, что бояться нечего, они никогда не станут нормальными, — возразил Бернардт, будто в этот миг став не собой, а своим отражением, тем, что еще не успел огрубеть. Он развернулся и коснулся лица Бекки, отвел мокрые волосы и серьезно посмотрел ей в глаза:

— Я люблю тебя. Положись на меня. Я тебе доверяю. Ни за что не покину… Разве бы ты не хотела все это услышать? Это не шелуха, Бекка.

— Больше, чем ты можешь себе представить, — девушка горько ухмыльнулась, ответив на несколько вопросов сразу. — Только не все так просто. И в моем случае эти слова остались бы только словами. Давай не будем сегодня во мне копаться, достаточно много того, что доставляет мне боль, и я никогда не скажу тебе всего. Просто можно было бы забыть об этом на время.