«Большую роль играет не только анатомия, но и психическая репрезентация: понимание того, что такое мужчина или женщина — это опыт, накопленный в психической структуре, которая функционирует независимо. Можно предположить, что эта репрезентация во многом зависит от физиологии или, говоря диалектически, от психологических и социальных факторов. Такие категории Фрейда, как: кастрационный комплекс, женская кастрация, зависть к пенису, фаллическая стадия, неосознавание вагины, приравнивание клитора к пенису, рассмотрение его как мужского органа, ребенок как замена пенису, клиторальный оргазм по мужскому типу, активная мужская сексуальность, пассивная женская сексуальность — объединяют биологию с психологией, из чего и складывается понимание женской сексуальности. При этом культурно-социологические факторы отсутствуют или появляются в основном как второстепенные. Следовательно, такое объединение является механистическим, а не диалектическим» (Arnaiz, Puget & Siquier 1983, рр. 33-34).
Это утверждение выходит за рамки исключительно анатомии и содержит глубокий символизм. Авторы указывают, что «даже с появлением теорий М. Кляйн, поставивших под вопрос фаллоцентрические теории, женская психическая структура представлена диалектически как мать, которая прежде всего является грудью, а потому сконцентрирована вокруг воспитания и беременности. Таким образом, женщина рассматривается с экологической точки зрения как млекопитающее» (
Пациентка рассказала мне о ненависти к собственному телу: ей казалась отвратительной даже мысль о том, что ее муж прикасается к ней. Во время коитуса она позволяла ему лишь проникать в себя и тем и довольствовалась. Она никогда не испытывала удовольствия от предварительных ласк. Во время беременностей она была довольна своим телом и гордилась им. Казалось, что собственное тело не воспринималось ей как источник личного удовольствия, а было лишь «связующим звеном» для сексуальной разрядки мужчины или вынашивания детей.
Блейхмар указывает, как «кастрационный комплекс у девочки направляет и нормализует сексуальное желание, а не гендерную принадлежность, нагруженную социальными значениями и коннотациями. Другими словами, в основном он будет определять организацию женской сексуальности, а не женственность» (Bleichmar 1985, р. 27).
В то время как интеллектуальные достижения мужчин считаются естественным проявлением их гендерной принадлежности, женщины в сходной ситуации иногда оказываются в ситуации конфликта не только из-за успешной реализации своих интеллектуальных способностей (что часто считается прерогативой мира мужчин), но и из-за собственной женственности, которая нередко тесно связана с использованием тела. В этом случае умственные способности женщины и ее женственность подвергаются расщеплению. Это в особенности заметно у женщин, чьи матери не использовали свой интеллектуальный потенциал, в том числе под давлением социально-экономических обстоятельств, которое, однако, не коснулось их дочерей. Эти женщины боятся успеха, полагая, что не только мужчины, но и их внутренняя мать будет мстить им за их достижения. Это может привести к резкому ухудшению, возникающему вследствие недооценки умственных способностей и одновременному уравниванию переоцененного женского тела с женственностью. Некоторые занятые карьерой женщины, которые приходят на терапию, реализовали свой интеллектуальный потенциал и пожинали богатые плоды этого. Мужчины в подобных ситуациях легко хвастаются своими успехами, но этим женщинам трудно признать свои достижения, а если они и решались на это, то делали это со смущением и неверием. Казалось, они воспринимали это как явное неповиновение устоявшимся нормам. В профессиональной и социальной сферах, вопреки самим себе, они испытывают смешанные чувства, когда на них обращают внимание непривлекательные и неинтересные мужчины. С одной стороны, они чувствуют себя униженными и злятся, а с другой — в глубине души они ощущают уверенность, им льстит это нежеланное внимание. Такова горькая власть, которую женское тело и женственность получили как компенсацию недостатка власти, предоставляемой женским интеллектом.
Одна история в этой связи. Ко мне обратилась пациентка: несмотря на выдающиеся достижения в учебе, ей было трудно добиться значительного успеха в профессии. На терапии она рассказывала о том, что не может представить себя одновременно и в роли женщины, и в роли успешного специалиста. Затем она объяснила, что ей удалось преодолеть отвращение к коитусу, когда она начала «грязно выражаться»: она рассказывала любовнику свои фантазии о том, как его соблазняет «распутная и дурно пахнущая» незнакомая женщина. Она преподносила эти фантазии в виде историй, рассказывая их медленно, используя неприличные слова и непристойные сюжеты. И чем «грязнее» все это было, тем больше ее это возбуждало, и в итоге она испытывала оргазм, представляя своего партнера с другой женщиной. При этом она была привязана к кровати, абсолютно обездвижена и полностью подчинена партнеру. Но потом все это казалось ей ужасным, она чувствовала себя подавленной и недостойной нежности и любви.
В процессе терапии стало понятно, что фантазии этой женщины имели отношение к безразличной и отвергающей матери, которая вышла замуж по расчету за мужчину, которого презирала. Моя пациентка не считала себя достойной любви мужчины и фантазировала о своей матери, идентифицируясь с ней во время коитуса. Степень идентификации была такой, что она расщепила себя на двух женщин, живших внутри нее. Одна из них была недостойным существом, которое могло достичь оргазма через унижение, «занимаясь ненавистью», а не любовью. Другая была профессиональным ученым, обесценивающей и принижающей мужчин, а также неспособной получить удовольствие в близких отношениях с ними. Профессиональный успех бессознательно ассоциировался с убийством матери. Мать воспринималась буквально как «внутренний диверсант», который сводил на нет все усилия по достижению успеха. На примере этой пациентки хорошо видно расщепление на «либидинальное Эго» и «внутреннего диверсанта», описанное Фэйрберном (Fairbairn 1944; Фэйрберн 2006). Согласно его теории, ребенок вырабатывает подобный механизм, столкнувшись с несостоятельностью материнской заботы. В этом смысле, как замечает Сэйерс (Sayers 1986, р. 65), Фэйрберн возвращается к поздним взглядам Хорни (Horney 1939; Хорни 2009) на эдипов комплекс девочки, где она утверждает, что инцестуозная привязанность возникает у ребенка лишь в том случае, если родители настолько поглощены собственными интересами, что забывают об интересах детей.
Лаш указывает на приведенное Райх описание женщин, чьи матери относились к ним как к замене отсутствующих или неудовлетворяющих мужей. Они рассказывали фантазии-желания, восходящие к раннему детству, в которых они использовались в качестве отсутствующего материнского фаллоса. Одна женщина, актриса, описывала состояние эйфории, в которое ее приводило восхищение публики: «Сильное возбуждение разливается
Проще и, вероятно, привычнее считать, что женское тело используется как символический фаллос, чем увидеть женское тело и его символизм как самостоятельное и отличное от мужского. Но почему женское тело становится фаллосом в фантазии, почему вместо этого оно не представляет важные, сложные и уникально женские физические, физиологические и символические характеристики? Вероятно, проще придерживаться прежних взглядов, чтобы сохранить и увековечить превосходство мужчин. Тем самым, считается, что мужчина обладает фаллосом как символом всей власти, которой женщины могут обладать исключительно опосредованно или в искусственной форме, психологически или даже «анатомически» маскируясь под мужчину. По-моему, матери, описанные Анни Райх, были жертвами этого явления, чувствуя себя хуже мужчин. Они не могли в свое время сформировать ощущение собственного Я и умственные способности во всем их многообразии. Им пришлось согласиться на эталонную модель поведения, основанную на мужском превосходстве.
Времена меняются, и у нас уже есть свобода и выбор. Однако некоторые женщины, которые знают, что их матери использовали свои тела, чтобы доставить мужчинам сексуальное удовольствие, и свою изобретательность, чтобы суметь сохранить власть в мире мужчин, до ужаса боятся бросить вызов прежним устоям. Эти женщины живут в постоянном страхе, что их матери будут завидовать недоступным для них учебным и интеллектуальным достижениям. Этот «страх успеха» у женщин может стать аналогом страха кастрации, ранее приписываемого женщинам. Теперь мать становится «внутренним диверсантом», который подавляет достижения.
Женское тело создано так, чтобы разместить в себе другое живое тело. Но изумление вызывает даже не это, хотя этот факт удивителен сам по себе. Удивительно то, что одно тело растет внутри другого, и это невозможно не замечать, как бы тревожно и нежеланно это ни было для матери. Действительно, многие женщины испытывают сильное отвращение по этому поводу, в то время как другие (об этом говорилось ранее) чувствуют только радость во время беременности.
Беременность сосредотачивает психическое внимание на реальности. Часто говорится о том, что женская сексуальность остается «тайной», возможно потому, что женские гениталии «спрятаны» и остаются невидимыми. Конечно же, этот аргумент теряет силу, если попытаться применить его к тем изменениям, которые происходят с женскими гениталиями во время беременности. Эти изменения так очевидны, что они вызывают множество сильных чувств и у мужчин, и у женщин. Грудь и матка набухают и изменяются. Грудь выполняет не только функцию кормления, она также является сосредоточением сексуальных стимулов, Фрейд (Freud 1905; Фрейд 2006) называл ее «органом удовольствия», другими словами, она может доставлять сексуальное удовольствие без обязательной прямой связи с функцией жизнеобеспечения. Это очень хорошо известно будущим отцам, которые часто говорят о том, что, когда ребенок родится, они лишатся всех удовольствий, которые может дать материнская/либидинальная грудь, потому что она достанется ребенку. Случается, что многие женщины переживают вагинальный оргазм, когда их сексуальный партнер ласкает и сосет их грудь.
Для некоторых женщин любое сексуальное удовольствие, связанное с грудью, становится недоступным не только во время беременности, но и в течение нескольких лет после отнятия ребенка от груди. Об этом мне рассказывали многие женщины, которые испытали ощущение огромной потери, когда возобновили сексуальную жизнь со своими партнерами и осознали, что лишились того, что раньше вызывало у них такое эротическое возбуждение. Некоторые из них кормили детей грудью до двух лет и иногда находили это сексуально приятным. Они допускали, что с появлением ребенка важная часть их тела становилась непригодной для сексуальной стимуляции, а их право на удовольствие замещалось новой функцией, намного более жизненно важной при выполнении основной функции вскармливания потомства.
Чрезвычайно трудно отделить женственность от материнской функции, возможно, потому что ее природа настолько тесно переплетена с эмоциональными, физическими, биологическими, гормональными, культурными, социологическими и физиологическими факторами, всецело связанными с женской природой. У женщин, как и у мужчин, оргазм может иметь множество телесных и психических репрезентаций. Но тот факт, что женское тело вмещает увеличенный мужской половой орган, а также потенциально и плод во время беременности, добавляет абсолютно новое измерение.
Многие психоаналитики с самого начала изучали оргазм. Я упомяну только некоторых. Ференци говорил о фаллосе и вагине как о всеобъемлющих символах, но не в мифологическом смысле, а объясняя эмбриологические, физиологические и психологические факты. Ему принадлежит идея о том, что вся жизнь определяется стремлением вернуться в материнскую утробу, что иногда бывает заметно во время коитуса. Кульминацией сексуального развития индивида является примат генитальной зоны, который достигается в процессе продвижения от аутоэротизма через нарциссизм к генитальной объектной любви. Нет такой части организма, которая не была бы репрезентирована в гениталиях, поэтому во время коитуса сексуальное напряжение получает разрядку во всем организме. Он выдвинул теорию о том, что «взаимное притяжение является ничем иным, как выражением фантазии о слиянии своего Я с телом партнера или, возможно, о том, чтобы
«В моем опыте встречается иногда универсальное желание вернуться в безопасность материнской утробы. Мужчина может удовлетворить это желание бессознательно, проникая в тело сексуальной партнерши, в фантазии — в тело его матери, и может чувствовать себя удовлетворенным и способным удовлетворить ее. Это переживание во взрослой жизни может во многом исцелить раны детства. А женское тело позволяет женщине добиться этого, только когда она сама станет матерью и сможет идентифицироваться со своей матерью и с собой как с ребенком» (1986, р. 7; Пайнз 1997).
Моя подруга-писательница, читая рукопись этой книги, заметила: «Как-то я задала вопрос большому количеству мужчин: «Когда вы видите беременную женщину, с кем вы себя идентифицируете?» Почти все ответили: «С ребенком». Можете ли вы представить
Пациентки рассказывали мне, что они испытывали оргазм и даже чувствовали момент оплодотворения как символический захват их вагины ребенком во время коитуса с партнером. Многие женщины говорили мне о фантазии, что во время коитуса с партнером в их вагину входит ребенок. Им хотелось позаботиться и защитить своего партнера, поскольку он казался им ребенком, возвратившимся в утробу. Похоже, это находит отклик в мужских фантазиях во время коитуса. Я помню одну пациентку, которая рассказала о просьбе ее последнего любовника во время занятия любовью: «Я хочу поместить все мое тело в тебя». Моя пациентка продолжила: «Я была в ужасе, как будто тело этого мужчины стало телом ребенка, который захотел вернуться в тело своей матери, но ведь это было мое собственное тело». Согласно Лемуан-Луччони (Lemoine‑Luccioni 1982), беременность и роды для женщин равнозначны коитусу для мужчин. Более того:
«Во время коитуса мужчина ищет в женщине Другого, но находит свою мать, что пробуждает в нем архаичное либидо, существовавшее до сексуализации и дифференциации полов, в котором у него нет собственной сексуальности. Женщина ищет в мужчине отцовский всемогущий фаллос, но находит лишь слабый пенис. Чтобы сохранить фантазии об отцовском фаллосе, женщина прибегает к материнству и сама становится фалличной» (Ibid., р. 39).
Почему же настолько сложно одинаково относиться к мужчинам и женщинам? Если мы попытаемся это сделать, мы увидим следующую схожую ситуацию для обоих полов. Маленький мальчик завидует способности отца вступать в интимные отношения с его матерью, потому что отец отнимает у него его первые объектные отношения, в которых он испытывает все влечения, включая и сексуальное. Мальчик оказывается в ситуации, в которой он завидует отцу и ненавидит его, а также боится собственных спроецированных фантазий об отцовском возмездии, включая кастрацию.