– Надо больше гитарных соляков.

Ларс кивнул. Похоже, мои слова его не оскорбили. Думаю, он хотел услышать мое честное мнение. Ларс искал гитариста, который бы соответствовал его музыкальному вкусу, и, может быть, я отвечал его требованиям. Пусть и грязноватая, но запись напомнила мне команды НВБХМ. Я понял, почему эти ребята играли на гитаре, отталкиваясь от риффов. Здесь дело не столько в бренчании аккордов или арпеджио – переходах от одной части гитарного грифа к другой, – сколько в беспрерывном извлечении звука на одной струне, вплоть до момента, когда звук становился почти монотонным. И таким образом весь груз песни ложился на рифф. Если на словах это кажется ерундой – на деле все не так просто. Невероятно сложно, потому что гитарист полагается на столь небольшой музыкальный размер. Но при правильной подаче эффект почти гипнотический.

Классическая поза Мастейн / Хэтфилд. Мы были обречены на успех, правда, не вместе. Фотография Брайана Лью

Со встречи с Ларсом я уехал с минимальными ожиданиями. Он был ужасно спокойным. Кроме того, как я уже сказал, он был невероятно юн – сложно представить, что у этого паренька грандиозные планы по созданию металлической группы, ставшей в конечном итоге величайшей в мире. Как и многие подростки с не до конца определенной рок-н-ролльной мечтой, он просто не спеша плыл по течению. Я и сам это проходил.

Мы пожали друг другу руки и обещали оставаться на связи, и, сонный и накуренный, я поехал обратно домой в Хантингтон-Бич, не зная, услышу я когда-нибудь Ларса или нет. Но он позвонил через несколько дней и хотел узнать, смогу ли я встретиться с ним и остальными ребятами в Норуолке, где жил Рон Макговни.

– Зачем? Для прослушивания?

– Ага, типа того, – ответил Ларс.

Я сказал: «Конечно», опять же подумав, что терять нечего. Либо доиграть это дело до своего логического завершения – посмотрев, есть ли у этих парней вообще потенциал, – либо вернуться в Panic, что было явным тупиком.

Макговни вызывал у меня много вопросов. О нем я ничего не знал. Как и о Джеймсе, который, как выяснилось, жил с Роном. Они дружили еще со средней школы, а теперь делили двухэтажную квартиру, принадлежавшую предкам Рона. На самом деле, им принадлежало несколько строений в районе, и Рону разрешили пожить в одном из них и переделать гараж в студию. Роскошью это вряд ли назовешь – было ощущение, что весь район какой-то однотипно дешевый, – но по сравнению с тем, как жил я (продавал траву, чтобы себя прокормить), у Рона, похоже, в жизни все было «на мази». Как и у Ларса.

Люблю дразниться. Вот и здесь прикалываюсь за кулисами.

Фотография Уильяма Хейла

Рон меня ни разу не впечатлил. Я был упертым, весь из себя такой уличный пацан, и с подозрением (а может быть, даже завистью) относился ко всем, кому в жизни все давалось легче, чем мне. В то время Рон работал – во всяком случае, время от времени – фотографом рок-н-ролльных звезд, и особенно его привлекал хеви-метал. Он постоянно показывал фотки других групп, прежде всего, Mötley Crüe. Рон почему-то их дико котировал, и я полагаю, решил, что, если показать, как Винс Нил делает завивку волос или надевает одежду, это произведет на других огромное впечатление. Я этого не понимал и до сих пор не понимаю. Как и не понимал, почему Рон в тот первый день так вырядился – высокие кожаные сапоги до колен, стиль Остина Пауэрса, невероятно узкие эластичные джинсы; ремень, усеянный заклепками; и тщательно выглаженная футболка Motörhead.

Металлист-яппи[10]. Так себе видок.

Помню, в тот день я вел себя довольно тихо. Как будто был стрелком и воспринимал все это с соответствующей долей серьезности. Я ведь никогда прежде не был на прослушиваниях. Где бы я ни играл, это всегда была моя группа. Никогда не «проходил прослушивание». На хера? Я был лидером, а не последователем. И не собирался ни у кого идти на поводу, быть на вторых ролях – от этих мыслей всегда портилось настроение. Согласившись приехать в Норуолк и пройти «оценку» и интервью, я наступил на горло своему самолюбию и принципам. Да, вот так я на все это смотрел. А что тут скажешь? Да, я был высокомерен. И зол. Но пришлось наступить на горло своей гордыне. Надоело толкать наркоту и бренчать в бесперспективной группе. Возможно, в этот раз оно того действительно стоило.

Почти с того самого момента, как я вошел в дом Рона, царила какая-то странная атмосфера. Помимо Ларса, Рона и Джеймса, было еще несколько человек, в том числе девушка Рона и парень по имени Дэйв Маррс, друг Рона, который позже недолгое время работал роуди в Metallica. Не знаю, чего они от меня ожидали. Ларсу я довольно честно сказал, как проводил день. Сказал, что играю музыку и в дополнение к этому продаю траву – на самом же деле, разумеется, я продавал траву, а в дополнение к этому играл музыку. Но ему, похоже, было плевать. Как и всем остальным.

Когда я выгружал аппаратуру из машины и нес его в гараж, Ларс представил меня остальным ребятам. Пока я устанавливал свое дерьмо, все пошли в другую комнату, и я подумал, что это как-то странно. Мне казалось, им плевать, что мы делаем. И до меня дошло, что я единственный, кто бьется за место в составе.

Я подключил усилитель и спокойно приступил к разминке. Потом еще немного разогрелся. Все играл и играл, быстрее и громче, и все думал, что в конечном итоге кто-нибудь из них сподобится войти и начать со мной джемовать, либо в крайнем случае они придут и послушают, зададут пару вопросов. Но никто так и не пришел. Они просто оставили меня наедине с инструментом. Наконец, спустя, наверное, полчаса, я положил гитару и открыл дверь в дом. Парни сидели, пили и курили траву, залипали в телик. Кстати, я заметил, что Джеймс с Ларсом пили мятный шнапс, что выглядело чуть ли не комично. Среди моего окружения никто не пил шнапс – он считался напитком для старых бабок.

– Эй, парни – мы сегодня лабать будем или как? – спросил я.

Ларс как бы улыбнулся и махнул рукой.

– Не, чувак… ты в деле!