– Ага…

– Ну, я знаю Motörhead и Iron Maiden, – сказал я, – и Budgie мне нравятся.

В трубке возникла пауза.

– Охуеть, чувак! Ты знаешь Budgie?!

Больше его ничего не волновало. Видишь ли, Ларс Ульрих, паренек (и да, как я вскоре узнал, он действительно был еще совсем пацаном) на другом конце провода, был заядлым коллекционером музыки Новой волны британского хеви-метала (НВБХМ). И назвав ему группу, которая находилась на передовой всего музыкального движения, я был принят за своего. Дело в том, что я поначалу даже не осознавал, что Budgie занимали столь значимое место в этом мире; мне просто нравилась их музыка. И Ларс уважал мои вкусы, и это лишний раз доказывает, что глубоко в душе, много лет назад, мы с ним были единомышленниками.

Мы встретились через пару дней на квартире у Ларса в Ньюпорт-Бич. На самом деле это был дом его родителей – это я понял, только когда приехал. Пока ехал к нему, нахлынула ностальгия, поскольку Ларс жил в районе недалеко от места, где мама работала горничной, когда я был мелким. В какой-то момент, проехав по шоссе вдоль побережья, я встал на светофоре и понял, что если повернуть направо, то я заеду в Линда-Айл, где мама драила сортиры богачам. А если повернуть налево, то две минуты – и я у Ларса дома. Повернув, я вспомнил, что однажды, много-много лет назад, нацепил небольшую бабочку и белую рубашку, чтобы помочь, пока мама работала на фирму поставщика продуктов на закрытой вечеринке в этом же самом районе.

Можно лишь представить, о чем я думал, когда припарковался на своей старой «Мазде» RX-7, чей проржавевший глушитель гремел так сильно, что я думал, сейчас треснут стекла:

«Чертов мажор…»

Отец Ларса, Торбин Ульрих, был бывшим профессиональным теннисистом, пользовался некоторой известностью. Мать Ларса была домохозяйкой; я о ней так ничего и не узнал. Ларс родился в Дании. Неудивительно, что он стал играть в теннис в очень юном возрасте и был молодым дарованием. По-видимому, он приехал в Штаты с целью продвигать карьеру, но вскоре она отошла на второй план, когда парень не на шутку увлекся музыкой, а именно барабанами. В нашу первую встречу ни о чем этом я не знал. Знал лишь, что дверь тем утром мне открыл совсем молодой парень (мне было 20; а Ларсу не было еще и 18), и, безусловно, он был совершенно из другого мира, отличного от того, что я когда-то знал.

За кулисами с Ларсом Ульрихом и моим давним другом Джоном Стреднански.

Фотография Уильяма Хейла

Я не ждал слишком многого от нашей первой встречи. Я ведь все еще был довольно невинным парнем. У меня было немного травы, и я решил, что, если ничего не выйдет, мы с этим парнишкой накуримся и послушаем о его планах по завоеванию музыкального мира. Мы пожали руки и сразу же поднялись на второй этаж, к нему в комнату, вероятно, чтобы перейти к делу (что бы это ни значило). Не успел я войти к нему в комнату, как заметил, что все стены увешаны различным музыкальным интересным дерьмом: фотографиями групп, обложками журналов. И сразу же на фоне всего этого выделился огромный плакат Фила «Скотины» Тейлора, барабанщика Motörhead, где он рубит на своей невероятной барабанной установке, украшенной раскрытой пастью акулы.

«Очень круто», – подумал я.

В замешательство привела гигантская стопка датских порно-журналов на прикроватной тумбочке. Я не был ханжой. К этому времени я уже успел реализовать свою долю фантазий, вызванных журналом «Пентхаус». Но это была какая-то жесть. Не обычное стандартное порно в американских журналах, а жесткие европейские странности: девушки, которых трахают бейсбольными битами и бутылками из-под молока.

– Чувак, а тебе не кажется это немного странным?

Ларс пожал плечами. Отчасти, я думаю, это из-за того, что он выглядел слишком молодо. Его легко можно было принять за 13-летнего или 14-летнего, и как-то чудно было с ним зависать, листать датский порножурнал и разговаривать о том, как сколотить группу. И конечно же, курить траву, чем мы и занялись. Бамбуковый кальян стоял прямо на виду (его предки определенно использовали для воспитания нечто иное, нежели железный кулак), и, само собой, разговор зашел о наркотиках. Мы немного обменялись военными историями, и Ларс рассказал мне о любимом способе курить гашиш. Он вырывал ямку в земле, закапывал туда гашиш, пока тот еще горел, затем выкапывал небольшой тоннель и вдыхал дым через заслонку с другой стороны. Я пытался это представить: мелкий парень лицом в грязи вдыхает дым гашиша в легкие. Себя я в таком виде представить не мог и не знаю, какие преимущества у него были над более традиционными методами курения… но должен признать, этот способ был изобретательным.

В общем, мы немного поговорили, накурились, и в конечном итоге я спросил Ларса, есть ли у него какие-нибудь записи группы, которую он пытается сколотить.

Он сказал, что в составе уже три человека: вокалист по имени Джеймс Хэтфилд (Джеймс еще не определился, будет он играть на гитаре или только петь), басист Рон Макговни и Ларс, барабанщик. Им требовался гитарист – реально крутой музыкант – чтобы состав был полностью укомплектован. Но группа на самом деле находилась в зародышевом состоянии. Названия у них не было, ни одного выступления они еще не дали. Зато, по-видимому, была (и я об этом тогда еще не знал) договоренность между Ларсом и продюсером Брайаном Слэгелом, чей новый лейбл, Metal Blade, собирался выпустить сборник металлических композиций под названием Metal Massacre. И одно место на альбоме было забито коллективом Ларса; ему оставалось лишь сколотить группу, придумать песню и записать.

– Послушай-ка вот это, – сказал Ларс. Он вставил кассету в магнитофон и включил мне сырую демозапись песни под названием «Hit the Lights», написанной Джеймсом и одним из его приятелей из предыдущей группы. На гитаре сыграл парень по имени Ллойд Грант, поигравший короткое время с Ларсом и Джеймсом до того, как пришел я. Песня неплохая, но сыграно небрежно, качество звука еще хуже, а у вокалиста ни голоса, ни харизмы. Но чувствовалась энергия. И стиль. Когда песня закончилась, Ларс улыбнулся.

– Что думаешь?