— Я на минуточку, не тревожьтесь, — сказал тот, картавя. — Хотел осведомиться, как вы тут без меня… Позволите?

И сел на стул у постели, не дожидаясь ответа.

— Конечно, конечно, — забормотал было Евсей Евсеич и вдруг отшатнулся, заметив, что у гостя нет правой руки, а пиджачный рукав подколот поблескивающими в полумраке булавками. — Как же это?!

— А, ерунда! — с несколько нарочитой беспечностью ответил Виталин, махнув целой. — Бренная оболочка… Все приходит в негодность со временем. Не обращайте внимания. Вы-то как поживаете?

Отчего-то чувствуя тошноту, Евсей Евсеич с усилием отвел взгляд от культи.

— Что с нами жизнь-то делает! — он покачал головой и горестно повторил: — Что делает-то!

— Ну, ну! Не раскисать! — засмеялся Виталин. — Вот еще! Ну-ка, не выдумывайте! Рассказывайте лучше, как живете!

Евсей Евсеич смущенно пожал плечами.

— Как вам сказать… Сердчишко иногда пошаливает, — он с конфузливой улыбкой постучал по груди. — А так-то все хорошо, не думайте… Зарплату мне недавно прибавили. Комната у меня своя, видите. Соседей всего двое… В общем, сносно. Не жалуюсь.

— Точно не жалуетесь? — стремительным движением присунувшись к нему, спросил Виталин, и глаза остро блеснули.

— Точно, — решительно мотнул головой Евсей Евсеич.

— Замечательно! — сказал вождь, хлопнув его по коленке каменно-твердой ладонью. — Это, милостивый вы мой государь, замечательно! Нет, не зря! Не зря! — он вскочил и стал ходить туда-сюда по комнате, заложив большой палец имеющейся руки за лацкан пиджака. — Все было не зря! Да вот хотя бы и на вашем примере, Евсей Евсеич, это видно: не зря! Новая эпоха требовала нового человека, и он появился! Вдумайтесь: вы — человек новой эпохи! А? Ведь лестно? — Виталин рассмеялся. — Приятно сознавать, а? Нет, вы уж, батенька, не лукавьте, скажите как есть: приятно?

— Приятно, — более из вежливости согласился Евсей Евсеич.

— Ах, как я вам, в сущности, завидую! — воскликнул Виталин, махнув рукой. — Какую жизнь вы прожили! В какое время! Какой напор! Какое стремление!

— Мне завидуете? — удивился Евсей Евсеич. — Вы — мне?

— Как же не завидовать! — жарко ответил тот, сдергивая кепку и делая этой сжатой в кулаке кепкой резкое движение, подчеркивающее фразу. — Как не завидовать! То, что давалось нам, ко… э-э-э… го… как это вы теперь называете-то? — Виталин хмыкнул и покачал головой. — Вот что время делает со словами… кто бы мог подумать… Давно это?

— Что? — не понял Емельянченко.

— Да словечко-то это: гумунизм. Понятие. Давно образовалось?

— Всегда так было, — сказал Евсей Евсеич, пожимая плечами. — Гумунизм. А как же еще?

— Понятно, — снова хмыкнул Виталин. — Ну, всегда так всегда. Дело не в этом. Не в словах дело… Так вот, Евсей Евсеич, повторяю: то, что давалось нам, революционерам-гумунистам предреволюционной эпохи крайним напряжением сил, предельной верой в собственную правоту, в правоту дела рабочего класса, то выпало вам уже в чистом виде, эссенцией идей и стремлений! Сколько ошибок было сделано нами — и какая широкая, ясная дорога открылась для вас! Согласитесь, Евсей Евсеич, вы оказались в более выгодном положении!..