– Конечно, босс. Только вы держите несколько ребят наготове.

– Какую игру задумал этот парень? – спросил Брэндон.

– Пока что без понятия. Но это гнусный тип, Том. Битва за Дугу идет вовсе не так, как рассчитывали крауты – им скоро все яйца там отобьют. Вот они и решили нанести ответный удар. Посильнее.

Расплата…

Агент посмотрел на свои золотые карманные часы, которые выглядели бы крайне претенциозно почти у любого человека и тем более, несомненно, у сотрудника разведки. Для Мерфи же это, кажется, было вполне естественным явлением. Да и в самом деле, увидеть, как такой человек застегивает на руке обычный дешевый «Таймекс», было бы крайне неуместно. Другим привычным аксессуаром, столь удобно размещавшимся в его жилистой руке, являлся «кольт» 45-го калибра образца 1911 года, который он достал из ящика стола и чуть оттянул затвор, проверяя, есть ли патрон в патроннике.

После чего Мерфи поднялся на ноги, натянул свое темно-серое пальто и сунул пистолет в карман. И подмигнул боссу.

– Пришло время сцапать какого-нибудь шпиона. Не отходите от телефона, босс. У меня такое ощущение, что мне понадобится ваша помощь.

Двое мужчин сидели на обтянутых винилом металлических стульях в кафе-автомате «Хорн энд Хардарт» на Сорок Второй стрит. В кафе было шумно – громкие голоса и звон посуды эхом отражались от сверкающих краской стен и от многочисленных рядов торговых автоматов, за стеклянными дверцами которых пряталось огромное количество готовых блюд.

На стене висело объявление, гласившее:

Лука Гракко ел тыквенный пирог. В заварной крем положили недостаточно яиц, которые должны были служить связующей массой, – яйца по распоряжению Управления регулировки цен продавались строго по карточкам. Он подозревал, что вместо желатина тут был какой-то заменитель. Mamma mia… УРЦ с 1943 года ввело нормирование продаж масла и всяких жиров. Маргарин тоже попал в этот список, и его продавали по карточкам. Но вот лярд, топленый свиной жир, год назад, в марте 1944 года, разрешили продавать свободно. По тому, как на нёбе у него образовалась пленка жирного налета, Гракко догадался, что, да, в корочку для рассыпчатости добавили шортенинг, свиной жир. С болью он вспоминал, как они с братом Винченцо стояли подле матери, когда та в субботу месила тесто для пирога. «Только сливочное масло!» – строго поучала их она. Выход готовой продукции в пекарне ее сына теперь здорово сократился – как сократились и его доходы, – потому что он не желал идти ни на какие компромиссы, отказывался пользоваться заменителями.

Только сливочное масло…

Высокий мужчина со светлыми волосами, сидевший напротив него, поедал бифштекс с лапшой под красно-коричневым «бургундским» соусом. Гракко попытался уговорить его взять фирменное блюдо этого заведения – куриный пирог, запеченный в форме, изобретение Нового Света, но тот явно предпочитал уже знакомые ему блюда. То, что он, видимо, привык есть дома. Например, шпатцель[105], подумал Гракко. Хайнрих Коль, в настоящее время Хэнк Коулман, только что проник в эту страну, приехав из Гейдельберга в глубине нацистской Германии.

Они попивали горячий, исходящий паром кофе и некоторое время ели в полном молчании. Коль часто оглядывался по сторонам, хотя, видимо, никакой опасности не чувствовал. По всей вероятности, он был просто поражен обилием разнообразных продуктов, продающихся здесь. Его фатерлянд корчился в судорогах жутких лишений и ограничений.

Шепотом, который невозможно было подслушать, Гракко расспрашивал его о том, как он сюда добрался, – безбилетным пассажиром, тайно спрятавшись на торговом корабле, который и доставил его сюда прошлой ночью. И о жизни в Германии, когда союзники шаг за шагом приближаются к Берлину. О его карьере в СС. Коль поправил его, сообщив, что служит в абвере, в военной разведке, а вовсе не в элитной «службе безопасности».

В свою очередь Коль интересовался, хорошо ли у Гракко идет булочно-кондитерское дело и тем, как живут его жена и дети.