На следующий день я был уже в Перми. Там меня встретила бывшая одноклассница, та самая. Она была студенткой единственного в стране ветеринарного вуза по врачеванию всех видов животных. Она снимала комнату с одногруппницей, которая была то ли пришибленная, то ли чванливая лишка, но она не очень была. Эх, бывало такое, сразу понимаешь, что не то, не она, не для меня.

Мы втроём погуляли по городу. Там музицировали на улице музыканты-аскеры. Я взял гитару, сыграл и спел несколько песен. Моя одноклассница просила исполнить наших самарских, но я не знал никого, кроме Станционного Смотрителя и то одну лучшую песню про Ван Гога, и то — только рефрен с трудом помнил. Мотив я никогда не забывал и всегда эффективно запоминал только чисто музыку, без привычных слов.

Вечером после насыщенной экскурсии по Перми мы вернулись. Я лёг на отдельную кровать, а они растянулись вместе. Я всю безмолвную ночь лежал и размышлял, почему эти две девушки не могли взять и заняться со мной особой любовью. Хозяева были в другой комнате, но можно же было всё делать на полу и украдкой, тихо, как серые мышки. Почему бывшая одноклассница не предложила мне лечь с ней в одну кровать, а дальше безопасный секс. На следующий день она приобрела большую лососёвую рыбу, зажарила, завернула в фольгу и вложила мне в рюкзак. Почему если она была так добра ко мне, она не могла дать мне и своё сдобное тело. Если девушке со мной комфортно, весело и уютно почему она не могла мне просто дать себя. Я никогда не мог это легко понять, хотя прекрасно знал, что как бы сильно ей не хотелось — давать другу категорически запрещается. Бог с ней с жопой, первый раз уж так и быть по нормальному, если уж ты девственница. Если невинность потеряла, остаётся только многострадальная попа. Смазать и войти: всё, и делов-то, а страха было жуть сколько.

Покинул я Пермь, всё посмотрел, центр посмотрел самое главное и в музее современного искусства побывал. Запомнил картину с Наполеоном на коне. На полотне он выглядел гигантским, а в жизни слыл коротышкой. Генералы смотрели буквально под ноги себе напротив него. Маленький, проворный жучок скатывал немалые кружочки свежего навоза.

Я ехал в Казань со скверными мыслями: ночевал две адских ночи с двумя молодыми девушками и ни с кем из них не посовокуплялся. Любой душевно здоровый молодой человек негодовал бы на моём месте по этому поводу. Не стал целым.

Я узнал, что та девушка — её подружка, невзрачная. Она сказала, что я ей не понравился, показался очень тихим, заторможенным. Я должен был скакать вокруг неё, как винторогая антилопа гну. Её стереотипное мышление первобытно и типично для абсолютного большинства: мужчина должен окучивать и наскакивать, а она должна просто пассивно смотреть и решать: впечатляюще он пытался господствовать или как размякший, унылый лошок.

Эта подставная девушка поторопилась с нелепыми выводами. В Перми я уверенно подошёл к уличным музыкантам и спел для них от души русские и английские песни. Кто ещё в её убогой, серенькой жизни мог бы такое воспроизвести. Но каким судом судишь, таким и тебя судить будут, а я был уже в Казани. В тролле смешно объявляли остановки на таманском языке.

Очень жаль, что в нашу беспокойную пору нам ещё приходилось самоотверженно сражаться за анал.

Давно существовал культурный миф, что в каждом городе России пятнадцать анальных принцесс и счастье и удача тем, кто с ними сомкнётся.

Когда виднейший член вступал в женскую попу, она думала вот зачем надо было сериальчики смотреть, верить в любовь и справедливость.

Анал оказался единственным местом на теле девушки, куда она не могла посмотреть… Вот почему нужен мастер.

Я легко добрался до центральной улицы города. Там играли корейцы на гитаре. Подальше играл кто-то другой. Всё вокруг было забито уличными музыкантами. Я взял у азиатов гитару и спел с ними их любимого Тсоя, потому что эти песни были примитивны в исполнении и запоминании. Это был завершающий город моего микропутешествия, дальше — обратно в Саратов на работу, ставшую совершенно невыносимой. Я полюбовался мечетью, пробежался по набе. Тогда в Казани я сел на лавочку под вечер, крепко задумался над величайшей дилеммой всех времён и народов: как самостоятельно сделать так, чтобы мне все давали, да ещё и в жопу и без денежной оплаты. Нужно было плодотворно заниматься чем-то, чем угодно, делать что-то, потому что толпа не принимает тех, кто ничего не делает. Как мне кто мог что-то дать, если я просто сидел и ничего не делал. Я был никем и ничем, а за это мне кто-то там должен был дать, да ещё и в задницу. А если я никогда это не сделаю, то никогда никто и не узнаёт. Молчит себе тихонько, значит всем доволен, значит ничего и не нужно.

Вдоволь проржавшись и похлопав себе, я сел в бус и поехал на отдалённую окраину к трассе на Ульяновск в сторону дома. Возможно ли переиграть самого себя.

Переночевал в лесопосадке и на следующий день вечером был уже в Октябрьске. Решил не заезжать в Ульяновск, посчитав его унылым, однотипным и захолустным городишком.

Быть без ума от любви восхваляется, а быть просто без ума порицается, зачем.

Отпуск закончился. Электричка, Саратов. Я вновь вернулся на говноработу в осточертевшем ларьке в компании с деревенскими болванами. Кульминацией праздника стало неожиданное появление на рабочем месте старшего продавца спустя несколько месяцев отсутствия. Этот добрый молодец, пришёл под закрытие, временно отключил камеры, вошёл в один эс с другого пароля, удалил все айфоны с остатков, уложил их все в большую сумку и ушёл. Вот и всё. Я просто взялся за голову и рухнул на стул, как тот мелкий, глупый и недалёкий человек, что сидел на унитазе и охреневал с происходящего в данной жизни. Через несколько дней этот отморозок принёс нам награду за молчание: по косарю в руки. Он набрехал, что ездил в Москву и там что-то мутил архисерьёзное. Мне нужно было как-то продержаться год в этой сраной фирме, чтобы получить полис. Я хотел вылечить нахаляву все зубы, а они у меня были в плачевном состоянии из-за постоянного чая с сахаром и прочей ядовитой чепухи.

Дошло до того, что ко мне стали откомандировывать самых конченых стажёров, полнейших кретинов только после школы. Они даже читать не умели, а им нужно было уметь кредиты оформлять и кассу заполнять. Они постоянно косячили и причём по-крупному: не на тот счёт деньги посылали. Я за них всё решал, разруливал все их тупейшие ошибки. Я конечно был просто свидетелем, но даже свидетель стал волноваться, до таких сокровенных глубин меня смогла пронизывать безграничная человеческая глупость. Они наконец удачно провели инвентаризацию как надо без меня, пока я был в отпуске. Имелась крупная недосдача, но я не собирался выплачивать этим ублюдкам ни копейки, потому что ничего у них не брал, всё сам сделал без их помощи.

Как только мне выдали полис я намалял увольнительную. В эти отработочные дни я сделал себе почти всю челюсть в частной клинике. Самовольно оставлял этих дебилов работать на точке, а сам быстренько лечил зубки.

Остался последний коренной. Я предъявил стоматологу, что они пропустили много зубов. Этот культурный, обстоятельный мужчина в белом халате взбеленился, публично назвал меня свиньёй и грязной скотиной. Он заставил меня сесть, и сам яростно тыкал мне зеркалом в лицо, чтобы я мог увидеть во что я превращался. Они потом названивали мне, чтобы попросить прощения и вернуться сделать последний зуб: деньги и репутация же. Я не брал трубку и благополучно закончил в другой клинике.

Фантастическая тяга поиметь девочку в попу — тяжёлая нарциссическая дереализация, выраженная в патологическом стремлении заняться мистической любовью с самим собой. Маниакальный пациент твёрдо убеждён, что только так мужчина и женщина способны заниматься любовью. Любые единственно разумные доводы о неверности таких суждений всецело отвергаются и не принимаются за верные. Это психопатическое отклонение от общепринятых норм межполовых отношений возникло сразу после тяжёлой травмы головы. Шизофреническое расстройство осознания действительности подкреплялось внешними факторами: анальная порнография, сумасбродное поведение людей, окружающая жестокость и полное обесценивание человека.