У нас ищут многие и многое. Ученые пытаются разыскать библиотеки Ивана Грозного и Тимура, берестяные грамоты древнего Новгорода и остатки метеоритов. Партии альпинистов охотятся за легендарным снежным человеком, школьники идут по следам героических рейдов дивизий Блюхера. Армия изыскателей велика, а ее бойцы отличаются завидным терпением и настойчивостью. Ее победы радуют, тем более что об огорчениях редко кто узнает: неудачи остаются в душах бойцов, призывая их к долготерпению.

Несколько лет работал я в газете, но никогда не причислял себя к этой хлопотливой армии: обычно журналистская работа в областной газете с ее «чересполосицей» тем, обилием заданий и краткосрочностью командировок оставляет слишком мало места для таких постоянных поисков. И тем не менее пришлось и мне встать на эту тропу и не скажу, чтобы она не принесла мне радости, хотя и закончилась выговором по служебной линии и вычетом из заработной платы за два дня, которые приплюсовал я к своей командировке, чтобы предаться неожиданному увлечению. Ну да это уже сугубо личное дело. А если говорить о сути, то сначала я расскажу о предыстории этого небольшого поиска.

Тогда я работал на Пермской студии телевидения. Мы все — редакторы и режиссеры — увлекались новым и загадочным делом — съемками кинофильмов. Все писали сценарии, разыскивали интересные темы, спорили о возможности в документальных фильмах использовать игровые эпизоды. Мне повезло — меня направили в Москву в Государственный архив кино-фото-фонодокументов подобрать кинокадры о маршале Советского Союза Блюхере, который начинал свой путь полководца в нашей Пермской области, был первым в стране награжден орденом Красного Знамени (№ 1). А попутно — посмотреть все, что встретится по истории Пермской области, строительству ее заводов и фабрик, о знатных людях и природе.

Командировку мне выписали на неделю, к этому я добавил двенадцать дней отпуска, потому что провести неделю в Государственном архиве кинодокументов, где собрано большинство киноочерков и сюжетов, снятых за время существования кинематографа в стране, — это все равно что не бывать там. По семь часов в сутки я сидел за монтажным столом, и на маленьком матовом экранчике передо мной словно заново проходила история Пермской области. Я смотрел, как от деревянного провинциального города Перми в 1928 году отправлялись кинохроникеры в древний город Чердынь — Пермь Великую, как его раньше звали, в город, основанный не позднее 1472 года, самый старый город в Прикамье. Кинематограф переносил меня в Соликамск начала тридцатых годов. Голодные козы лениво бродили по заброшенным дворам с поломанными воротами, а рядом уходило в небо собрание куполов церквей и храмов, которыми славился Соликамск — Соли Камские, как его звали при прежних владетельных графах Строгановых.

Это было старое. А новое создавалось рядом: кадры рассказывали о строительстве Соликамского и Березниковского комбинатов, ударных стройках первой пятилетки. В мороз и пургу, кирками, ломами да лопатами рабочие в треухах и легендарных теперь буденовках били мерзлую землю, монтировали иностранное оборудование и, потея от напряжения, выводили на классной доске простейшие химические формулы: страна на ходу воспитывала кадры химиков.

Сила воздействия документальных кинокадров просто поразительна. Можно прочитать много книг и журналов о том, как строились Соликамск и Березники, можно просмотреть много фотографий, но все это не идет ни в какое сравнение с киноочерками, где вы словно заново переживаете эту историю, которая — такова сила кино — становится сегодняшним днем.

За эти пятнадцать дней (нужно вычесть воскресенья) я побывал на строительстве Камского целлюлозно-бумажного комбината и Камской ГЭС, на крупнейшем в мире Керчевском сплавном рейде и в первом народном доме, что был организован в Чердынском уезде, на Соликамском целлюлозно-бумажном и на морском промысле нефти в нашей области.

И вот среди подобных кинодокументов я наткнулся на небольшой, трехминутный сюжет, который прошел на экранах нашей страны в 1935 году под названием «Образцовый детский сад в Березняках» (тогда именно так и писали: «Березняках»).

Я потихоньку мотал пленку и рассматривал забавные ребячьи лица. Девчонки и мальчишки 1935 года играли в песочнице, взбирались на корабль, который стоял во дворе детского сада. Гордый оказанным ему доверием машинист высовывался из паровоза и, напрягаясь изо всех сил, дул в свисток.

1935 год… Дети первых строителей молодого города-красавца. Кем-то вы стали, мальчишки и девчонки, обаятельные киноактеры, о которых узнала вся страна?

Кем? В 1935-м вам было по три — семь лет, вы, значит, двадцать восьмого — тридцать второго года рождения. Во время Отечественной войны на фронте не были, но зато испили тяготы тыловой жизни полной чашей. Узнали, что такое учеба в четыре смены и работа по двенадцать часов в сутки без выходных и отпусков, что такое голод и хлебные карточки, потеря которых была страшным бедствием.

Я долго, очень долго смотрел этот небольшой сюжет. Тем и хорошо смотреть фильмы за монтажным столом, что есть возможность остановить пленку на каком-нибудь кадре и, глядя на него, думать о своем. Я вспоминал, что писали на Западе о молодых людях, которые во время войны испытали на себе сумятицу тыла, узнали продажность и измену, жажду наживы, которая вдруг охватила «порядочных» людей, наживавшихся на крови и несчастье миллионов. Они видели после войны, как вернулись к власти бывшие фашисты и их пособники. Это молодое поколение называется потерянным, потому что ничего не осталось в их душах: ни моральных устоев, ни веры в светлое завтра, ни принципов, ни надежд. Молодые люди, вступившие в суровую жизнь мертвецами, потерявшими вкус к жизни, молодые люди, для которых прошлое — кошмар, а в будущем нет ни одного светлого пятнышка. Это я читал раньше о молодежи Запада.

Кем же стали вы, березниковцы 1929–1932 годов рождения? Как сложилась ваша судьба?

Финал моих размышлений вам, собственно, известен: месяца через три, посмеиваясь над самим собой — «еще один искатель!», — поехал я в Березники, захватив с собой копию киносюжета. Я был уверен, что не найду ни профессоров, ни академиков, ни Героев Советского Союза, ни лауреатов: все эти звания не так-то уж часто встречаются среди тридцатилетних. Но я твердо знаю, что найду сформировавшихся людей, потому что тридцать — это зрелость, это признание талантов и способностей, которые есть на самом деле, и отказ от наивных юношеских мечтаний.

Такова затянувшаяся предыстория.

А дальше я приведу запись из моего дневника, который я вел в Березниках.