— Килай омла тайту! — ответила несостоявшаяся утопленница. — Целатред наен?!
Смысл сказанного Семен уловил: куда ж мне деваться?! «Ну, а мы-то здесь при чем?!» — мысленно возмутился он, но промолчал, поскольку уже вроде бы научился отличать «избежное» от неизбежного.
Рубаху Семен постирал, а относительно чистые штаны надел на мокрое тело. Для обороны от насекомых сорвал ветку — жить стало легче, но не веселее. Голую туземку Семен усадил на траву, велел Питу отгонять от нее мух, а сам пристроился напротив и начал устанавливать ментальный контакт. Кое-как это получилось.
— Ты кто? Зовут тебя как?
— Нилок…
— Это имя?
— Зовут меня так…
— Ты уже не боишься?
— Боюсь…
— А чего тогда за нами увязалась?
— Я… Мне… А-а-а!!
Семен вздохнул и стал ждать, когда она перестанет плакать, стараясь не прервать мысленный контакт. Впрочем, джентльменствовать ему расхотелось, как только он вспомнил события сегодняшнего дня:
— Знаешь что, девочка? У вас тут своя свадьба, а у нас — своя! И нам до вашей, по большому счету, дела нет! Нам с Питом некогда — я вчера и снаряжение в лесу оставил, и сумку в кустах бросил. Мыши, небось, уже все ремни изгрызли! А там у меня еще и курица была — протухла уже, наверное! Так что проваливай в свою деревню! А если будешь реветь или топиться, то мы тебя к дереву привяжем — как было! И будешь стоять кверху попой, пока тебя муравьи не съедят!
— Не на-а-а-да!
— Тогда не реви! Отвечай на вопросы четко и внятно! Ты меня понимаешь?
— Да-а…
Кое-как — со срывами и в муках — первый допрос провести удалось. Результаты его были безрадостны.
Нилок действительно принесли в жертву главному лесному божеству. Для себя, чтобы не путаться, Семен обозначил его «лешим». Отдали ее не на съедение, конечно, а в качестве сексуальной партнерши. Туземцы так поступают, когда лесная нечисть совсем уж распоясывается. «Хотелось бы верить, — размышлял Семен, — что в данном случае жертвоприношение состоялось из-за Пита, который переломал все ловушки в округе. Но, увы, скорее всего, это не так. Наверное, это я — мерзавец — запугал простодушных аборигенов своими песнями».
В качестве умиротворяющей жертвы принято использовать юную девственницу, чтобы можно было потом понять, воспользовался ею леший или нет. Если воспользовался, то все будет хорошо — мертвую похоронят по-человечески, а живую оставят жить. Если же леший на соблазн не поддастся, могут и на следующую ночь оставить в лесу. А потом еще на одну… Только это дело ненадежное — гораздо вернее отвергнутую особу убить, тело выбросить в чащу, а на освободившееся место привязать другую — краше прежней.
Семена давно уже было трудно удивить первобытной жестокостью, но в данном случае он засомневался — получался как бы перебор. Он начал задавать уточняющие вопросы, и многие подозрения подтвердились: конечно же, общинники мухлюют с выбором жертвы, да и родственники девушки ведут себя нечестно. Они могут втихаря принести ей поесть-попить, а то и (страшно сказать!) отвязать на ночь, а утром снова привязать и измазать ей ноги кровью. Только Нилок все это не светит по очень простой причине — родственники у нее напрочь отсутствуют. Как же так?! А вот так: она вообще не местная!