– Мой дорогой, женитесь на немке, они суть наилучшие женщины в мире, нежные, добрые, наивные и свежие как розы.
Он всячески ублажал эту молоденькую принцессу, не избалованную излишествами в большой семье отца. Для нее был приготовлен огромный гардероб (Наполеон пришел в восторг от маленького размера ступни ноги будущей жены, когда из Вены привезли ее туфельку в качестве образца для изготовления 50 пар разнообразного назначения обувщиком императрицы Жозефины. К ним прилагалось двенадцать дюжин пар шелковых чулок). Равным образом ювелиры, не разгибая спин, трудились над созданием уборов для императрицы.
Известно, что в восемнадцатом веке царили бриллианты; в девятнадцатом же, с легкой руки Наполеона, в моду вновь вошел жемчуг. Император, подобно Юлию Цезарю[22], обожал эти совершенные зерна, творение природы, отливающие перламутром. Для Марии-Луизы изготовили диадему, украшенную грушевидными жемчужинами, а в центр подвесили огромное яйцевидное зерно весом в триста тридцать семь гран. Оно было продано казной Пруссии парижскому ювелиру Нито и куплено Наполеоном за сорок тысяч франков. Впоследствии жемчужина оставалась в числе драгоценностей короны Франции, переходя с одного украшения на другое. В частности, ее носила жена Наполеона III, императрица Евгения. В 1887 году республиканское правительство Франции продало ее с аукциона уже за сто семьдесят тысяч франков, причем сильно продешевив. Покупателем был петербургский ювелир Фаберже, приобретший ее для княгини З. Н. Юсуповой. Она и вывезла ее после революции в Европу. Как это ни странно, жемчужина известна под названием «Регент», хотя, по мнению ювелиров, ей больше бы подошло «Наполеон».
Невзирая на роскошные туалеты, старшая дочь Франца не очень подходила на роль императрицы Франции, в особенности после Жозефины, как будто бы рожденной для трона. Она была робка, холодна и высокомерна, не способна вести светскую беседу. Это скоро выяснилось во время поездки супругов по Бельгии, Голландии и рейнским провинциям. Мария-Луиза часто восставала против нескончаемых приемов, аудиенций и церемоний, жалуясь на неудобства путешествия, плохую погоду и приступы нездоровья. Она чувствовала себя не в своей тарелке среди французов, казнивших ее двоюродную бабку и ее супруга. Надо сказать, Марию-Луизу невзлюбили и Бонапарты, так жаждавшие отделаться от «старухи» Жозефины. Она, собственно, платила им тем же, хотя внешне никак не проявляла этой неприязни.
Но Наполеон разбудил в ней унаследованную от отца природную чувственность, она наслаждалась интимной близостью с ним, что вскоре стало всеобщим достоянием и темой для карикатур в английской прессе[23], сопровождаемых весьма двусмысленными текстами. Император же был совершенно счастлив, его медовый месяц затянулся почти на год, он опаздывал на совещания, проводил время в посещении балов, охоты и оперных спектаклей, все время откладывая поездку в Испанию, где обстановка была чрезвычайно сложной. Завоевав любовь «дочери цезарей», Наполеон уверовал, что теперь его династия является столь же древней и законной, как Габсбурги. Именно вследствие этой твердой убежденности он как-то назвал своего предшественника на троне «мой бедный дядя Людовик ХVI». Когда же в Швеции маршал Бернадот был избран наследником королевского дома, Бонапарт раздраженно заявил, что «посадить простолюдина на королевский трон есть несправедливость в отношении коронованных голов».
Но апогей счастья для императора наступил 20 марта 1811 года, когда на свет появился сын, нареченный Наполеон Франсуа Жозеф Шарль и получивший титул Римского короля. После этого события Наполеон возродил некоторые из своих старых привычек, завтракал один, больше работал, но все еще тянул с тем, чтобы возглавить армию в Испании, где французы безнадежно увязли. Он работал медленнее и тратил больше времени на такие пустяки как придворный этикет и одежда, проявляя временами натуральную блажь. Император вновь возобновил беспорядочные случайные связи. Приведем здесь слова писателя Стендаля:
«Говорят, будто он хотел обладать и через посредство своего камердинера Констана действительно обладал почти всеми женщинами своего двора. Одна из них, незадолго перед тем вышедшая замуж, на второй день после своего появления в Тюильри говорила своим приятельницам: «Боже мой, что нужно от меня императору; я получила приглашение явиться к восьми часам в его личные покои». Когда на другой день дамы спросили ее, видела ли она императора, она залилась краской.
Император, сидя за столиком при сабле, подписывает указы. Дама входит; он, не вставая, предлагает ей лечь в постель. Вскоре после этого он с подсвечником в руках провожает ее и снова садится читать, подписывать указы. На самое существенное в свидании уходило не более трех минут. Иногда Наполеон предлагал даме снять рубашку и отсылал ее, не сдвинувшись с места».
Впоследствии доброхоты, целенамеренно пытаясь склонить Марию– Луизу отказаться от мужа, уверяли ее, что он заполучил всех ее фрейлин за вознаграждение в виде шали, причем ее статс-дама, герцогиня де Монтебелло, якобы, потребовала три. В этом можно усмотреть некоторое преувеличение, но более серьезным является свидетельство, приведенное историком Андре Кастело, цитирующего отчет прусского генерала Вальбурга-Трушесса, одного из союзнических комиссаров, который сопровождал низложенного императора на остров Эльба. По утверждению Вальбурга-Трушесса, Наполеон страдал «любовной болезнью, от которой лечил себя прямо на глазах своих вынужденных попутчиков. Когда личного врача императора спросили об этом, он ответил, что его пациент заразился в Париже прошлой зимой».
Время от времени Наполеона в Тюильри тайно навещала Валевская, проживавшая в Париже в очень милом особнячке, снятом для нее. Она приводила с собой сына, ибо отца очень интересовали его успехи, для развития которых были созданы все условия. Матери положили пенсию в 20 тысяч франков в месяц, предоставили ложи во всех театрах. Хозяйство в ее доме было поставлено на широкую ногу, стол всегда накрыт для соотечественников, она также часто выезжала в свет, наряжалась по последней моде (ходили слухи, что в ее гардеробе насчитывалось 150 платьев), позировала знаменитым художникам, путешествовала на курорт в Спа. Мария нередко уезжала в сельскую местность, где ее родственница, княгиня Теодора Яблоновская, снимала замок Бретиньи, превращенный ею в настоящий центр патриотической агитации. Там регулярно устраивались собрания польской колонии, члены которой по такому случаю украшали одежду каким-нибудь предметом бирюзово-малиновой расцветки, национальных цветов Польши.
Наполеон явно заботился о судьбе своего бастарда. По легенде, когда княгиня Яблоновская спросила его о будущем Александра, он ответил:
– Сие есть дитя Ваграма, он будет королем Польши!
Но, после рождения Римского короля, в угоду которому вновь были сделаны изменения на карте Европы, император занялся более прозаической стороной обеспечения побочного сына. 5 мая 1812 года он издал указ, согласно которому Александру был пожалован титул графа и создавался наследственный майорат из земель в Неаполитанском королевстве, приносивший доход в 170 тысяч франков в год, которым до совершеннолетия сына могла пользоваться его мать. По достижении же совершеннолетия Александр должен был выплачивать ей пенсию в размере 50 тысяч франков. Любопытен герб, дарованный новому графу: занесенный меч, эмблема графов, получивших титул за военные заслуги, золотая колонна из герба Колонна-Валевских и обвязанный вокруг нее серебряный платок из герба Лончиньских. После подписания этого указа Мария окончательно решила привести в порядок свои дела, ибо была замужней дамой и долги ее супруга угрожали поглотить теперь ее собственные средства.
Она вскоре отправилась в Варшаву, где в августе того же года решением варшавской консистории и суда подозрительно быстро был официально расторгнут ее брак с паном Валевским на основании того, что в свое время был заключен по принуждению – этот факт подтвердил ее старший брат. В результате судебного решения Мария получила половину имущества мужа, которое, невзирая на обременявшие его долги, все-таки было весьма значительным.
В разгар русской кампании Мария будто бы неоднократно пыталась получить разрешение приехать в Москву, но ей в этом упорно отказывали. 1 января 1813 года она вместе с сыновьями вернулась в Париж, где вела светский образ жизни, появляясь в роскошных туалетах на приемах во дворце Тюильри. Париж по приказу Наполеона, старавшегося прикрыть свой разгром в России – 29 декабря маршал Бертье сообщил ему, что Великой армии более не существует, – буквально накрыла волна балов, приемов, празднеств. Мария также регулярно наносила визиты и в замок Мальмезон, ибо Жозефина после второго брака Наполеона стала «относиться к мадам Валевской с большим благорасположением…Она делала ей подарки и одаряла ребенка, который чертами весьма напоминал императора».
За Марией начал усиленно ухаживать генерал, граф Филипп-Антуан д’Орнано, молодой и очень привлекательный, потомок старинного корсиканского рода и дальний родственник Бонапарта. Это чисто личное событие происходило на фоне протекавшего в муках заката Империи. Когда Наполеон вел переговоры с князем Меттернихом о заключении мира и речь зашла о русской кампании, император заметил, что «человек, подобный мне, не особенно заботится о жизнях миллиона человек», в высшей степени бестактно добавив, что для сбережения французов в Великой армии он «пожертвовал поляками и немцами – только тридцать тысяч французов были потеряны из трехсот тысяч человек», в ответ на что Меттерних был вынужден напомнить собеседнику, что является немцем.
В конце концов, Империя рухнула, а император отрекся от престола. Мария-Луиза уехала вместе с Римским королем в Блуа, родственники и двор покинули Наполеона, во дворце Фонтенбло вместе с ним остались только самые преданные. Отчаявшийся Наполеон в ночь с 12 на 13 апреля совершил попытку самоубийства, к счастью, давно хранившийся яд потерял свои пагубные свойства. В тот вечер Валевская приехала к нему, дабы проститься перед его отъездом в изгнание. Она ждала до тех пор, пока не забрезжил рассвет, и лишь тогда, потеряв всякую надежду, была вынуждена уехать. Когда Наполеону доложили об ее отъезде, он сказал Констану:
– Бедная женщина! Как близко к сердцу должна была она принять сие! Констан, для меня сие очень прискорбно. Как только увидишь ее, объяснись за меня. Ведь у меня столько… столько забот.
Через четыре дня он отбыл на Эльбу, где ожидал скорого приезда Марии-Луизы с сыном и деятельно готовился к нему. Тем временем в Париже переживала свой звездный час Жозефина. Все коронованные головы из лагеря союзников считали своим долгом нанести визит бывшей императрице и лишний раз воздать должное ее очарованию и светскому такту. Жозефина представила Александру Первому своих детей, тот пожаловал Гортензии и Евгению пенсию и впоследствии многое сделал для урегулирования их положения. Но 29 мая 1814 года после непродолжительной болезни Жозефина внезапно скончалась. Известие о ее смерти глубоко потрясло Наполеона – ведь именно после их расставания счастливая звезда изменила ему. Он два дня не выходил из своей спальни и никого не допускал туда. Но впоследствии активная деятельность по облагораживанию острова спасала его от уныния и тоски, чувств, доселе неведомых ему.
Любопытно, что Валевская вскоре отправила к нему своего брата Теодора Лончиньского с целью получения официального разрешения на посещение ею изгнанника. Наполеон же снабдил его письмами как к Марии, так и к некой герцогине де Колорно, отдыхавшей на курорте Экс-ле-Бен. Под этим именем на водах поправляла здоровье бывшая императрица Мария-Луиза. Она приехала туда в сопровождении графа фон Нейперга, который получил от императора Франца совершенно точные инструкции соблазнить его дочь.