Соджун усмехнулся, а усмешка вышла горькая и кривая.
— Зачем? Не ты ли говорил, что владеть мечом бесполезное занятие, и что главное оружие мужчины — ум?
Чжонку покраснел и виновато поклонился.
— Извините меня, отец, за столь нерадивые речи, — сказал он учтиво, — я по глупости то сказал.
Соджун вздохнул.
— Уже поздно, и я устал. Иди спать, завтра договорим, — произнес он.
Чжонку поклонился на прощание и ушел.
У врача было озадаченное и хмурое лицо. По нему скользили какие-то тени, которые молодому господину разгадать не удавалось.
— Говорите все без утайки, — прошептал Соджун, а горло перехватило.
Доктор глянул на него, вздохнул.
— Ее били, долго били. У нее все тело в синяках. Просто живого места нет. А еще пытали…
— Пытали? — выдохнул Соджун, чувствуя, как слабеют колени.
— Да, щиколотки прижгли, ходить она еще долго не сможет. Как и говорить, — вздохнул доктор.
— Говорить?
— Я уже спросил у ее дочери… эти… солдаты ее петь заставили.
— Петь? — ужаснулся капитан, а рука сама зашарила в поисках меча.
Доктор закивал.
— Я все понимаю, измена, предатели, но она женщина! Ей просто хотелось спасти детей, как и любой другой матери, — проговорил господин Хван, сокрушенно качая головой.
— Вы … многого не знаете.