‒ Почему? ‒ вырвалось у меня. Мне хотелось услышать приятный для меня ответ.

Инна отвернулась. Вопрос ей не понравился. Видно, показался циничным.

‒ Прости, ‒ сказал я. Я почувствовал себя виноватым перед этой девушкой. Я любовался ее профилем ‒ у Инны был короткий нос, который чуть подтягивал к себе верхнюю губу и приоткрывал белые зубки. ‒ Прости, зайчонок.

‒ Ты дурак, ‒ сказала Инна. ‒ У тебя, наверное, никогда девушки не было.

‒ Откуда? ‒ согласился я. ‒ Меня ведь щенком взяли, из питомника. Так и живу домашним любимцем. Я другой жизни и не знаю.

‒ А я помню мою маму! ‒ сказала Инна.

‒ Не может быть!

Это было так удивительно. Никто не должен знать родителей. Это преступление. Это аморально. Любимец принадлежит тому спонсору, который первым сделал на него заявление.

‒ Она сама созналась, ‒ прошептала Инна. ‒ Рассказать?

‒ Конечно, расскажи.

Инна подсела ко мне поближе, так что наши плечи касались. Я положил ладонь ей на коленку, и она не сердилась. Почему, подумал я, она упрекнула меня тем, что у меня не было девушки? Значит, у нее кто-то уже был?

Эта мысль несла в себе горечь, какой мне никогда еще не приходилось испытывать.

‒ У нас в доме была еще одна любимица, старше меня, ‒ сказала Инна. ‒ Она меня многому научила. И она мне рассказывала о людях, которые живут на воле.

‒ Ты об этом не знала?

‒ Я только знала, что плохо жить не в доме.

В этот момент совсем близко затрещали сучья, затопали тяжелые шаги. Я даже не успел отскочить ‒ отвратительный жабеныш, сынок спонсора Инны, навалился на меня и стал заламывать мне руки.

‒ Вот чем ты занимаешься! ‒ рычал он.

Я успел увидеть, как он наподдал ножищей в бок Инне, и она отлетела в сторону. Но я был бессилен помочь ей ‒ жабеныш уже тащил меня из кустов, выворачивая руку, и я вопил от боли.

На мой вопль выскочила госпожа Яйблочко.

Она возмущенно заверещала: