— Я совершенно согласен с вашим мнением относительно роли рядового Никсона, — начал он. — Что же касается рядового Холмса, то тут есть одно «но», на которое я уже обращал ваше внимание. Это его странное поведение в ночь накануне его безосновательного нападения на курсантов учебного батальона.
— Вы хотите нас убедить, что он психически болен? — предположил разведчик.
— Нет, господа, — радостно продолжил дознаватель, довольный, что и разведка не поняла ход его мысли. — Я хочу сказать, что он странно себя вел. Ознакомившись с материалами этого происшествия, я отправил срочный запрос в госпиталь. Его отсканировали и дали заключение о полной вменяемости. Я уверен, что по какой-то причине он пытался имитировать невменяемость. Скажем, с целью комиссоваться по этой причине с приличной пожизненной пенсией.
— Глубоко, — крякнул разведчик, улыбаясь и подмигивая лейтенанту с такими же нашивками разведывательного батальона, как и у него.
— Теперь у нас есть все основания не комиссовать ею, а уволить решением дисциплинарной комиссии без назначения пенсионного или компенсационного жалованья, — подвел итог своим измышлениям дознаватель. — Предлагаю вот такую формулировку.
С этими словами он вывел на большой настенный монитор длинную витиеватую формулировку решения дисциплинарной комиссии.
— Сдается мне, он не только не на тех наехал, но и кому-то посерьезнее насолил, — буркнул капитан-разведчик, прочитав написанное дознавателем. — С такой формулировкой его ни один разумный человек не возьмет на работу на гражданке. Разве что сортиры чистить.
Это было последнее рассматриваемое сегодняшней комиссией дело, поэтому все быстро и на удивление единогласно утвердили и решение, и предложенную дознавателем формулировку и поспешили разойтись.
— Знали бы они, что ночные приказы вовсе не выдумки этого Холмса, — усмехнулся капитан-разведчик, обращаясь к своему коллеге лейтенанту. — Но пусть наша маленькая тайна останется тайной. Заклание любого жирного тыловика оправдано получением нами достойного молодого бойца.
Разведчики уходили довольные таким поворотом событий — они на деле убедились, что кураторство назначено достойному.
Дознаватель тоже уходил довольный собой — он действовал вполне по совести, не натягивая факты, и нужное ему решение сформировалось само собой, практически без его участия. Но теперь его совесть чиста за тот презент в виде коробки любимого им виски «Белая лошадь», которую сегодня утром прислал ему лейтенант Тортон. Чем, интересно, Тортону не угодил этот Холмс? Наверное, воровал много. Да и, судя по всему, ублюдок был еще тот. А значит, поделом ему...
— Неужели ты совсем ни на миг не сомневался, что у нас все получится? — восторгался Майкл, только что рассказавший Ралфу о ходе дисциплинарной комиссии и принятом ею решении.
— Конечно, не сомневался, — соврал Филби, хотя сам все время отсутствия Никсона жутко за него переживал. — У меня все продумано до мелочей было.
— А я, честно сказать, не ожидал, что его так сильно приложат, — обдумывал происшедшее Майкл. — В принципе это же простая драка.
— Не скажи. Я вполне допускаю, что у него не только с нами проблемы были. А мы стали просто последней каплей.
— Знаешь, там два офицера сидели из разведки. Их почему-то моими кураторами назвали. Так один из них, капитан, так смотрел на меня...
— В каком смысле? — не понял Ралф.
— Ну так ухмылялся ехидно, как будто знал все, — пояснил Майкл.
— Фигня это все, — отрезал Филби. — Если бы знал, давно бы нас обоих на четыре кости поставили. А вот то, что кураторами назвали, плохо.
— Почему?