— Я! Хочу! Домой! — непререкаемо рявкнула сестра, — почему этот дядька нас не пускает?!
— Он просто выполняет свой долг, Люшенька… — все так же карамельно подпела я.
— Просто он всех нас мучает! Противный дядька! — и Далька разревелась.
Она по-настоящему разревелась. Испуганная, уставшая, терла глаза кулачками, шмыгая носом на всю очередь. Я буквально почувствовала разошедшуюся от нее волну отчаянья, агрессии, бессильной злобы… Как оказалось, не одна я. К ней присоединилось еще несколько детских голосов, и озверевшие бабы, никак не рассчитывавшие стоять здесь со своими выводками уже битый час, пошли в наступление.
— Какого ж рогатого фея вы нас здеся держите?
Одна из баб, рыжая, веснушчатая, три меня в обхвате, наседала на одного из стражников, многозначительно поигрывая тяжелой погремушкой. Стражник был худенький и робкий, видно, что из новобранцев.
—Так приказ же… принцессу ловим…
— и хде здесь ты видишь принцессу? Может, — рыжая указала на Дальку, — вот эту соплю ты принцессой считаешь?
Далька вытерла нос рукавом, заодно размазав налипшую еще в потайном ходе на лицо пыль. Но принцессу она сейчас тянула только цветом волос… но кто будет смотреть на цвет, когда на тебя наседает здоровенная и злющая баба, а за ее плечами высится еще более здоровенный, волосатый мужик-гора, ее муж, и пока что мирно посапывает? А если ключевое слово «пока что»?
Оба стражника на этих воротах носили синий мундир наблюдателей порядка. Это даже не городская стража, которая обязательно вскочит, когда начнется нечто серьезное. Нет, это просто… наблюдатели. Почетный караул. Не иначе, как Лер подсуетился и поставил их отряд на самые важные ворота. В синемундирники в основном пристраивали бездарных сыночков богатых воротил или порядком покалеченных отставных военных. И тех и тех — дослуживать. Обычно они просто стояли около охраняемых мест и смотрели в толпу, а при появлении осложнений обязаны были вызвать подкрепление. Никто и никогда не воспринимал наблюдателей всерьез, хотя все знали, что в случае чего они не стесняются звать кого-то посерьезней, никогда не вмешиваясь самостоятельно. Но такое бывало редко, да и остатки гордости не позволяли им прибегать к этому средству слишком уж часто.
К растерянному стражничку, явно принадлежавшему к первой категории наблюдателей, то есть к богатым сынкам, пришел на подмогу его напарник. Он сразу показался мне опасным случаем. Он был как раз ветераном, коротающим свой век до пенсии. Седой, с длинными холеными усами, чуточку приволакивающий левую ногу, он был старшим здесь не за красивые глаза, это точно. Кто-то же должен был присматривать за неразумным молодняком? Я решила так его и называть. Старший.
— Сьера, не стоит так волноваться. Мы ведь тоже здесь при исполнении торчим! — пытался достучаться до разума рыжей Младший.
— Так и ловите принцессу, а не порядошных людев! Мы налоги платим! — вспыхнула баба.
— Принцесса может быть под личиной, — объяснил Старший.
Детский вой становился все громче и громче, невыносимей. Жара плавила людей, как огромный кусок масла, разжигая в их сердцах ненависть к тем, кто заставлял их тут стоять. Не только жара, но она оказалась Дальке надежным соратником.
Толпа тупа, это я знала. Я крепко прижала к себе громко всхлипывающую Дальку, примерно представляя, что будет дальше.
—Пустите! — рявкнула баба, отталкивая младшенького стражничка и устремившись к калитке, — у меня мелкий жрать просит!
Она в сказки про личину не верила, точно зная, что в Талимании она только фея, а ведьм нет. Она чувствовала за собой молчаливую поддержку мужа. Она держала у груди младенца, который собирался вот-вот проснуться и захныкать. Второй рукой она сжимала увесистую деревянную погремушку, будто это была дубинка.
Она стала спусковым крючком.
Толпа, в которая совсем недавно была очередью, подалась за ней, вперед, нескончаемым потоком. Старшего вынесли вместе с калиткой в воротах. Мне же не всегда удавалось касаться ногами земли. Нас с Далькой подхватило этой массой, и на краткие минуты мы стали единым существом о сотне голов, единым организмом, единой толпой. Толпа хотела на волю, и какая-то деревянная калитка не была серьезным препятствием. Толпа выплеснулась из города, и вновь разделилась на множество мелких тел. Люди, оказавшись за стенами, переглянулись и бросились врассыпную.