— Ну да, умная мысль, конечно, спросим, для того пленные и оставлены, чтобы поспрошать.

Бандитский лагерь располагался на небольшой поляне, окруженной березами, поблизости от небольшого ручейка. Посередине поляны лежали два раненных бандита со связанными руками, чуть поодаль под самыми деревьями сидели шесть девушек лет четырнадцати-пятнадцати, а среди деревьев паслись стреноженные лошади. Первым делом я подошел к освобожденным пленницам и спросил:

— Далеко отсюда до вашей деревни?

Да верст тридцать, если по прямой, — ответил за девушек Стыр, — Тут самые близкие из ромен к нам Касии, тоже бандиты ещё те.

— Дайте им продуктов, и пусть идут, — приказал я Стыру и спросил у девочек, — Дорогу-то найдете?

— Не надо нам продуктов, — глухим, будто потусторонним голосом, ответила самая старшая из них, — Веревку дай аршина на четыре и мы пойдем, тут близко.

— Близко, веревку? — не понял я и вопросительно посмотрел на Стыра, так и стоявшего рядом со мной.

— Удавиться хотят, понятное дело, — как о само собой разумеющемся пояснил мужик, — Тати-то род их видать весь вырезали, а девок попортили, теперь их никто себе не возьмет, вот и остается им только в петлю… Так вот… Я тут как раз подходящую веревку видел, — Он оглянулся в одну сторону, в другую, отошел чуть вбок и вытащил из груды бандитских вещей веревку, которую со словами — Вот, крепкая, для этого дела сгодится! — протянул её девочке.

Та молча взяла веревку и, поднявшись с земли, направилась в глубь леса, остальные девушки побрели за ней следом, понурив головы.

По большому счету мне не должно было быть до этого никакого дела, всё-таки это представительницы чужого, враждебного племени, да и порядки здесь такие. Однако и молча смотреть на эту трагическую ситуацию не было никаких сил.

— Стойте! — крикнул я им вслед, не давая удалиться.

Девочки остановились и повернулись ко мне.

— Я Андрей, князь жиган, могу взять вас с собой, подберу для вас жилье и работу, вам нет необходимости самоубиваться.

Старшая постояла с полминуты в задумчивости, потом отрешенно покачала головой, развернулась и пошла в лес, а другие роменки безмолвными тенями двинулись за ней. Н-да, ситуация! И ничего не поделаешь, не связывать же их! А если веревку не давать, так они в реку топиться пойдут. Такие вот здесь нравы дикие. Ну да ладно, по большому счету это не моя проблема — я предложил им вариант, они отказались… Ведь, если подумать, даже у меня для них нормальной жизни не было бы — замуж их никто теперь не возьмет и окружающие будут всю жизнь вспоминать об их неполноценности. Так что сопли долой и займемся более насущными делами.

Подойдя к раненному пленнику, который со связанными руками и ногами лежал на земле, я опустился рядом с ним на корточки.

— Как звать, какого рода-племени? — задал я стандартный вопрос пленному бандиту.

— Иди ты до рога! Ничего тебе не скажу, тварь ты поганая! — дерзко ответил тот басовитым голосом, — Хоть режь меня! — и разразился отборной бранью, видимо, полагая, что я со злости подарю легкую смерть.

Надо сказать, что у славян этого времени ещё не было известно слово из трех букв, которое любят писать на заборах их далекие потомки. Вместо этого обычно употреблялось слово «рог», и когда хотели кого-то грубо послать в дальние дали, то говорили именно так — иди, мол, до рога. Отсюда, видимо позже и возникло слово «дорога», которого в этом времени ещё не существовало. И слово «дорого» очевидно, того же происхождения. Однако меня больше озаботил не оскорбительный отказ разговаривать, а голос, неожиданно напомнивший мне встречу с разбойниками двухгодичной давности. Своеобразный, довольно-таки, голос, с другим не спутаешь, встретились значит! От осознания этого даже настроение немного поднялось, ранее опустившееся ниже плинтуса из-за девушек-суицидниц.

— Скажешь, дружок, скажешь, — я слегка похлопал бандита по забинтованной ноге, отчего тот застонал сквозь зубы.

— Стыр, — обратился я к так и стоявшему рядом мужику, — Отведи-ка других пленных подальше, чтобы они разговора не слышали!