– Что, по-твоему, он сказал?
– Какую-то гадость. О тебе.
– К этому привыкаешь, – сказала она. – Меня всю жизнь обзывали узкоглазой. И даже похуже. А теперь я узкоглазая калека.
И стоило это произнести, как Эми поняла, насколько печально это звучит. А ей не хотелось грустить. Она видела, во что превращает людей уныние.
На Шафтсбери-авеню Макнил остановил такси. Водитель извинился – у него не было пандуса.
– Можем подождать следующую машину, – сказала Эми.
– Не нужно, – ответил Макнил.
И поднял ее из кресла как пушинку, в его крепких и сильных руках она выглядела ребенком. Он посадил Эми в такси, а потом засунул и кресло.
– Поеду с тобой, – сказал он. – Тогда и рядом с домом не возникнет проблем.
– Ты совершенно не обязан это делать, – сказала Эми во время поездки.
– Мне все равно больше нечем заняться.
– Дома тебя ждут жена и сын.
Повисла долгая тишина. Макнил смотрел в окно на проплывающие огни и не отвечал.
– Разве нет?
Он повернулся к Эми, и в отблесках мелькающих уличных фонарей она заметила его взгляд раненого зверя. Макнил потупился.
– Нет, – наконец сказал он. – Не ждут.
Казалось, прошло очень много времени, прежде чем она набралась храбрости для вопроса.
– Почему?
– Мы разъехались, – ответил он, вот так просто.
Он смотрел на свои руки, лежащие на коленях, и крутил обручальное кольцо. Эми поняла, что объяснять он ничего не будет, и лучше не спрашивать.