– Это долгая и болезненная история, мистер Макнил, – вздохнул Блюм. – «Штейн-Франкен» была на грани банкротства. Полная катастрофа. А ведь все так хорошо начиналось. Скажем так, некоторая сумма денег перешла из рук в руки. Кое-какие чиновники Всемирной организации здравоохранения объявили «Гриппобой» предпочтительным средством против эпидемии птичьего гриппа, которую все предсказывали. – Он грустно улыбнулся. – И это не понравилось нашим конкурентам из «Рош». Мы фактически перекрыли путь «Тамифлю». – Он скрестил руки на груди и прислонился к памятнику Интернациональной бригаде. – «Гриппобой» заказали все западные страны. Я говорю о миллиардах. Как известно, чтобы заработать, нужно идти на риск. Мы много вложили в производство. Пришлось увеличить выпуск, чтобы удовлетворить спрос. Мы начали строить новую фабрику во Франции. И положили все яйца в одну корзину, точнее, в этом случае, в одно гнездо. Но это казалось настолько надежным. Всем был нужен «Гриппобой». А потом… В общем, потом вьетнамцы, камбоджийцы и китайцы начали убивать птиц. Миллионами! Экономический ущерб был чудовищным. Но они это сделали. И по этой причине угроза начала отступать. Все правительства вдруг разом заявили, что у них есть другие приоритеты для вложения капиталов, которые они ранее уже предназначили для «Гриппобоя». Одни заказы отменили, а другие так и не поступили. Со «Штейн-Франкен» было покончено, мистер Макнил. Да, у нас еще была куча денег. Проблема заключалась в том, что все они были вложены не туда. По большей части в производство лекарства, которое никто не хотел покупать.

И тут Макнила накрыло понимание, словно рассеялся осенний утренний туман.

– И в отсутствие рынка для вашего лекарства вы решили создать новый спрос.

Блюм медленно кивнул.

– Именно так. Мы знали, что играем с огнем, но действительно считали, что сумеем взять все под контроль. Создадим версию H5N1, которая легко передается от человека человеку, а затем сделаем вакцину, предотвращающую заражение. Конечно, не раньше, чем выполним все заказы на «Гриппобой». Естественно, мы понимали, что вирус будет мутировать. Но рассчитывали, что вакцина все равно почти наверняка будет работать. Боюсь, в этом мы ошиблись.

Он посмотрел на Макнила, и шотландец увидел в его глазах сожаление. Но Макнил знал, что Блюм сожалеет не о потерянных жизнях. Блюм жалел о том, что все пошло не так, по тем же самым соображениям коммерции, которые и послужили мотивом для всех его действий с самого начала.

– Миллионы людей умрут, – сказал Макнил. – Миллионы уже погибли.

Блюм раздраженно выдохнул.

– Да какая разница? Одна жизнь, миллион, десять миллионов. Это лишь вопрос масштаба.

– Действительно. Но лишь потому, что важна каждая отдельная жизнь. А когда это затрагивает вашу жизнь или кого-то близкого, то становится личным.

– Именно так.

– Например, потеря сына.

Блюм посмотрел на него, и впервые его самоуверенность заметно пошатнулась.

– Сожалею, – сказал он.

– Нет, не сожалеете. Это вы его убили. Так же наверняка, как если бы вытащили пистолет и всадили пулю ему в голову. С такой же непреклонностью, как вы убили ту китайскую девочку и отделили плоть от костей. Вашу собственную дочь!

Блюм презрительно фыркнул.

– Она не была моей дочерью. Даже приемной. В документах значится, что ее удочерили мистер и миссис Уолтер Смит, кем бы они ни были. На самом деле мы ее купили. На международном рынке. Удивительно, насколько дешево в наши дни можно купить человека. В буквальном смысле. Дети с подобными уродствами стоят гроши.

Макнил вспомнил голову, которую воссоздала Эми по черепу девочки, и задумался, какие несчастья ей довелось перенести. Отверженная кровными родителями, купленная и проданная, контрабандой перевезена через несколько границ. Можно представить, как с ней обращались и как она страдала в руках тех, кто пользовался ею в своих целях. И вдруг она оказалась в зажиточном лондонском предместье, ходила в местную школу и отправилась на каникулы в лагерь «Бег и плавание». Наверное, решила, что попала в рай. А ее заразили смертельным гриппом, и когда тот не сумел ее убить, те самые люди, которым она, вероятно, начала доверять, прикончили ее.

– Она должна была умереть от гриппа, – сказал Блюм, – и ее кремировали бы вместе с остальными. Кто мог предположить, что она выживет? Нельзя было позволить, чтобы она осталась поблизости, живое доказательство того, что мы сделали. Тем более, когда та женщина из агентства по охране здоровья всюду совала свой нос.

– Вы не человек, – сказал Макнил.