— Это можешь быть ты в будущем.
— Я бы на это не надеялась, — отмахнулась я.
— Мне больше ничего не остаётся, — обречённо роняет он.
Какое-то время мы молча потягиваем коктейли.
— Послушай, — говорит Никита, — мы не расстанемся. Как только у нас будут появляться проблемы, мы сразу будем их решать.
Я смеюсь.
— Нет, лучше ты послушай. Все совершают одну и ту же ошибку: им просто кажется, что они могут быть рядом, что они решат все проблемы. А потом в какой-то момент топливо кончается и уже не хочется ничего решать. В первом классе меня как-то не забрали из кружка по рисованию в школе. Он заканчивался, когда было темно. Я простояла возле школы чёрт знает сколько, было дико страшно, но в итоге решила сама идти домой. Надеялась, что встречу родителей по дороге. Так я дошла до самого дома. И как только вошла, сразу поняла, что они поссорились. Мама на кухне, надувшись, что-то готовила, а папа со злым лицом в спальне двигал мебель. Они так дальше и торчали в разных углах, игнорировали друг друга. Да так в этом преуспели, что и детей у них как будто бы не было. Что в целом логично. Ведь если нет человека, то детей от него быть не может.
Я посмеялась, но Никите история смешной не показалась. Он загрузился.
— Хорошо, — наконец выдаёт он и быстро допивает свой коктейль. — Всё закончится, когда ты захочешь. — Он взял меня за руку. — Я просто люблю тебя. И это такое счастье, что я готов рисковать.
Мы долго целуемся. Потом я продолжаю:
— Надо быть чокнутым или православным, чтобы верить в вечность.
Мы помолчали.
— Я бы провёл с тобой пару вечностей, — говорит Никита и прижимает к себе.
— Я тоже.
Мы снова целуемся. Потом я предлагаю:
— Может, устроим сладкие две недели, где-нибудь в мае? Я скажу Соне, что уехала в Питер. Ты тоже что-нибудь придумаешь. А сами уедем куда-нибудь.
Мы целуемся дальше.
Дома меня встречают подвыпившая Соня с бокалом вина, дым сигарет, который почему-то не торопится выйти из приоткрытого окна, и шесть друзей и подруг из Питера на нашем диване. Их было поровну: трое девушек и трое парней. Из них я лично знала только двух девушек: Лизу и рыжеволосую Риту, — и Глеба — социолога, который учится на PhD в Париже и сейчас приехал в Москву на каникулы. Тот самый Глеб, который питерская богема, который предлагал нам с Соней секс втроём и который одевается настолько безвкусно, что Соня прячет его вещи.
Про Лизу я знала только, что она увлекалась какими-то индийскими брошюрами о божественном разуме. А Риту видела второй раз. Остальных — в первый.
Вот в такой обстановке Соня шепнула мне на ухо: «Готовься». Я не поняла, к чему именно. Через десять секунд она громко сказала: «А Надя работает в православной организации». Ребята повернули головы ко мне. Лиза села рядом, схватила за руку и принялась долго рассказывать, что уже десять лет не ест мясо и не носит натуральную кожу. Потом спросила: «Ты веришь в Бога?» Я ответила, что не могу так говорить. Бог понимается слишком по-разному. Она махнула рукой: «Да-а нет, все религии об одном и том же». И начала расспрашивать меня, ем ли я мясо и ношу ли я кожу.