— Ну, всё. Дальше тебе — туда, а мне — сюда.

Было немного жаль расставаться. Мне хотелось, чтобы ей тоже было немного жаль. Но солнце светило, она жмурилась, и невозможно было разобрать что-либо по глазам.

— Пока! — легко попрощалась она, разворачивая свой жуткий трёхколёсный велосипед.

На площади я понял, что так и не узнал её имени. Сто пятая. Честное слово, никогда не видел столько веснушек на одной девчонке!

Я объяснил ей всё про карту и как нужно укладывать посылки, но, конечно, не открыл свой секрет. Если в городе есть место, которое ты не выносишь, начинать нужно с него. Иначе весь день пойдет насмарку. Будешь крутить педали и думать о том, что тебя поджидает, как заколдованный замок с чудовищем. Я не сказал ей об этом только потому, что вряд ли кто-то ненавидит какую-нибудь точку на земле так, как я ненавижу Концевую.

Говорят, раньше это была славная городская окраина. Белёные дома с палисадниками, брусчатка под ногами. Цвели вишни, гремела бутылками молочница. А в летние дни приезжала пузатая поливальная машина, на обочину выбегали дети, и кричали: «Поливальная машина! Ура!», и бежали за ней, босые, потом мокрые до нитки — отец вспоминал.

Не знаю, что происходит с такими улицами, почему вдруг все убегают, бросают свои дома и сады. Как будто там метеорит упал, нефть разлилась или воду отравили. Но нет ведь, ничего плохого не случилось. По крайней мере, явного. Просто люди стали уезжать. Трамвай изменил маршрут. Остались заросшие травой пути, поля непобедимого кипрея, тихие взгорки и несколько чёрных домиков, давно потерявших прежний облик. Любой бы удивился, узнав, что на полузаброшенной Концевой кто-то не просто жив, но ещё и ждёт посылки курьером!

Из-под брусчатки торчала трава. Велосипед трясло так, что звонок протестующе подзынькивал. Я без труда нашёл нужный дом — с полукруглым номером под зелёной от мха крышей. Взял коробку с «живым грузом», невесомую и тихую. Поднялся на разбитое крыльцо, постучал. С двери осыпались хлопья краски — всех цветов, какими в разные годы окрашивали дерево. Мне никто не открыл. Окна оказались занавешены. Я постучал сильнее. Второй раз возвращаться на проклятую Концевую не хотелось. За дверью завозились.

— Это курьер, — представился я. — Вам посылка.

— Ах ты! — раздался приглушённый голос. — Подождите!

Последовал лёгкий шлепок. Потом ещё один. Дверь мне по-прежнему не открывали. Крыльцо было трухлявое, и я постепенно проваливался, казалось, врастал в него, словно герой какого-нибудь народного сказа.

— Ау, — сказал я. — Откройте дверь.

— А так нельзя? — спросил голос. — Ну, оставить на крыльце?

— Нужна ваша подпись, — терпеливо ответил я. — Откройте щёлочку, я вам квитанцию просуну. Вы распишетесь, и я оставлю посылку где угодно.

За дверью опять завозились, будто ловили кого-то. Шлепок, досадливый выдох, сдавленное ругательство. Змея, что ли, сбежала?

Я вдруг подумал: а что в коробке? Неужто я с какой-нибудь крошечной гадюкой по городу мотаюсь? От Очкарика можно ожидать любой подлости. А уж сколько разномастных чудаков в этом городе — знают только курьеры. Как-то привёз одному коробку. На вид — обычный парень лет двадцати пяти, из тех, кто скорее пропустит Второе пришествие, чем тренировку в спортзале. Он так обрадовался, распечатал коробку прямо при мне и давай примерять женские босоножки на каблуке. С ума сойти!

Вообще-то я только так говорю: с ума сойти. На самом деле я редко удивляюсь чему-то по-настоящему, от души. Не знаю почему. Лиза говорила: «Ты либо деревянный болванчик без глаз и ушей, либо великий мудрец». «Болванчик — понятно, — отвечал я. — А почему мудрец?» «Потому что, — поясняла Лиза, — то, что кажется удивительным одним людям, на другом уровне сознания — ясно как божий день. Ты разве этого не замечаешь, взрослея?»

Дверь приоткрылась. Показалась чья-то рука, она схватила меня и втянула в дом. После яркого солнечного света здесь перед глазами заплясали цветные пятна. Я не сразу сообразил, что это вовсе не пятна, а бабочки. Они порхали по всему дому, как ожившее видение импрессиониста: причудливые и случайные брызги красок с кисти.

— Дети выпустили, — уныло поведал невысокий щуплый мужичок с сачком в руках.

— Помочь? — спросил я зачем-то.