Дикобраз взглянул в окно, снял пиджак со спинки стула. Газету привезут лишь вечером, а без нее работалось плохо. Радиоприемники в Матере имелись, но только на вершине Кавеозо, куда уже подвели электричество. Один у синьора подесты, второй – у некой почтенной вдовы, чей сын работал в Штатах и время от времени присылал доллары в почтовом конверте.
В маленькой комнатке делать было нечего. Князь надел пиджак и взял с вешалки шляпу. Без головного убора на улицу выходить в этих местах не принято. Простоволосым доверия нет.
– А вот и он, – сообщил хозяин гостиницы, но тут же поспешил исправиться. – То есть, его светлость.
Маленький зал, стойка регистрации, пальма в глиняной кадке, открытая входная дверь. Рядом с хозяином некто в форме при кобуре и фуражке. Толст, щекаст, усат, глазами темен, взглядом суров. Служебный долг во плоти.
– Здравия желаю, ваша светлость! Чезаре Бевилаква[14], бригадир карабинеров!..
В воздухе отчетливо повеяло альянико греко, и князь решил, что одно из чувств ему изменило.
– А благоволите-ка, ваша светлость, проследовать со мной!
Бригадир косолапо зашагал к выходу, и винный дух следовал за ним.
На улице пришлось переждать, пока осядет пыль, поднятая очередным ослом, груженным вязанкой хвороста. Флегматичная тварь божья никуда не торопилась, несмотря на понукания и призывы погонщика, и синьор бригадир успел выкурить папиросу ровно до половины, прежде чем стало возможно ступить на дорогу.
– Скотина, – констатировал он беззлобно. – Я, ваша светлость, здесь уже четвертый год. Поначалу меня эти ослы страх как злили, но потом привык. Даже, знаете, подобрел к ним слегка – когда с людьми ближе познакомился.
Поглядел направо, почесал затылок.
– Нам, пожалуй, туда.
В здешней географии князь уже освоился. Налево – в Матеру, направо – наоборот, к перевалу и станции Эболи.
– А зачем, синьор бригадир?
Чезаре Бевилаква, взглянув со значением, огладил пышные усы.
– А затем, синьор интерно, что я сейчас при исполнении. Можно сказать, закон! И действую вам же во благо.
Оставив усы в покое, поправил ремень с блестящей на солнце пряжкой и как бы случайно коснулся висевшей справа фляги в чехле. Прокашлялся.
– Да… Что-то в горле першит, вероятно, от пыли. Надо бы слегка…
С сожалением отдернув руку, вздохнул.
– Ладно, не сейчас. Долг же мой, ваша светлость, можно даже сказать, непременный долг, состоит в том, чтобы предостеречь. Вы здесь человек новый, и вероятно не знаете, что интернированным в Матере лицам дальше кладбища ходу нет!