– С двух километров. Обожаю свободный полет! Зачем ты пошел в горы, Таубе? Ты же знаешь, я их не люблю. Мы с тобой – Антеи, но наша твердь – небесная. А ты от нее оторвался.

Лейхтвейс хотел возразить, но «марсиане» не собирались спорить. Тот, кто слева, был уже рядом. Удар пришелся точно в висок, и утренняя, напоенная солнцем, синева сменилась безвидной черной ночью. Сквозь тьму донесся еле различимый голос шарманки, но и он через миг пропал без следа.

Черновики князь писал только карандашом, даже не писал – рисовал. Кружочки, ромбики, квадраты, стрелки ровные и стрелки-молнии, и лишь кое-где, сиротливыми островками – буквы. Иногда поверх всего ставился косой Андреевский крест, после чего лист летел в корзину для мусора. Но чаще лист переполнялся, поверх фигур и линий карандаш рисовал маленьких смешных человечков, молнии тянули за край, и тогда бумагу приходилось переворачивать.

– Потрясающе! – восхитилась однажды Глория Свенсон, заглядывая князю через плечо. – А… А что это, Сандро?

Их короткий медовый месяц. Лето, пальмы за окном, бездонное калифорнийское небо. О том, что будет завтра, старались не думать.

– Сценарий, – улыбнулся Дикобраз, пытаясь пригладить ладонью непокорные иголки. – Ты же просила. Мелодрама, роковая женщина, убийство и благородный граф с белым шарфом на шее.

Актриса осторожно взяла в руки тонкий бумажный лист.

– А я? Где здесь я?

Карандаш указал на один из неприметных квадратов, и Свенсон слегка обиделась. Она бы предпочла молнию.

– А убийца?

– Дворецкий!

Грифель легко коснулся овала с крестом посередине.

Актриса отдала лист, закусила губу.

– Знаешь, Сандро, в этом есть что-то неправильное. Жизнь – она не такая.

Дикобраз невесело усмехнулся.

– Именно такая. Все прочее – декорации и грим.

Свенсон, протянув руку, легко коснулась его щеки.

– Не говори так. Даже если это правда.

…Два квадрата, кружочки, молнии… Поверх всего – Андреевский крест. Князь перевернул лист. Выбрасывать не стал, в этих краях бумага – редкость, с трудом удалось достать полпачки.

Сюжетные линии не сходились. Убийца-дворецкий глумливо хохотал.