– Двигатель! А такое, согласно нашему законодательству, облагается. Но…

Поглядел с прищуром, подмигнул.

– В принципе, готов пойти навстречу. Можно оформить, как запасные части, пошлина много ниже. При достижении взаимного согласия, естественно.

Лейхтвейс проникся и достал бумажник. «Взаимное согласие» еще имелось, хотя таяло с каждым часом. Вначале – латвийский паспорт, потом самолет до Стокгольма, затем билет второго класса на грузопассажирском пароходе до Гавра, а теперь Париж. Кажется, обедать сегодня не придется.

Еще одна купюра досталась носильщику, погрузившему ящик на тележку. Марсианский ранец неспешно поехал к стоянке такси. Николай Таубе, выйдя из кабинета, оглянулся по сторонам и вытер пот со лба. Куратор, Карл Иванович, в очередной раз оказался прав. В мирное время все секреты надежнее всего пересылать обычной почтой. Мздоимец даже поленился заглянуть внутрь, чем изрядно продлил свои дни.

В Париж он не рвался, но выбор оказался невелик. В Германию путь заказан, в «лимитрофах» и Скандинавии он, немец с латвийским паспортом, слишком на виду, Лондон не привлекал в силу слабого знакомства с английским, а в заокеанских Штатах делать совершенно нечего. В столице же Прекрасной Франции, где иностранца можно встретить на каждом шагу, затеряться легко. Логично и понятно, но уже покупая билет на самолет авиакомпании Svensk Interkontinental Lufttrafik, он невольно подумал, что все можно объяснить куда проще. Убийцу тянет на старую кровь.

С Цаплей поговорили за час до отлета. Девушка собрала вещи, но о своих планах помалкивала. Он тоже не спешил откровенничать, но в последний миг не сдержался.

– Одного не понимаю, Неле. Если ты должна была предотвратить покушение, почему просто меня не убила? Застрелила бы, пока я наливал кофе, взяла бы ранцы – и ищи ветра в поле.

Цапля посмотрела в глаза.

– Ты бы так и сделал, верно? И рука бы не дрогнула? А у меня другой расчет. Если просто убить, из Берлина пришлют кого-нибудь еще, может быть даже получше тебя. А теперь они начнут сомневаться в каждом агенте. Тебя, Лейхтвейс, не зря проверяли, крылатые у них под особым присмотром. Оршич не забыл? Поэтому решила рискнуть. Вдруг ты умнее, чем кажешься?

Он не обиделся. Улыбнулся.

– И как?

Цапля наморщила нос.

– На чьетверочку.

Таксист довез до Сен-Клу. Отели в Париже, даже самые паршивые, стоили дорого, и Лейхтвейс предпочел обосноваться в пригороде. До центра всего 10 километров, автобусы ходят регулярно, и чужих глаз поменьше. В маленькой гостинице селились в основном заезжие коммивояжеры, студенты и прочая легкая публика, среди которой немало иностранцев. Залетный латыш ничем среди них не выделялся, разве что необщительностью.

Возле входа, как и почти везде в Париже, росли каштаны. Ближайший уже начал желтеть, намекая, что лето на исходе. Погода, впрочем, с этим спорила, с утра стояла жара, а к вечеру обещали ливень с грозой.

Шофер опустил ящик на тротуар, взглянул вопросительно. Лейхтвейс покачал головой. Сам дотащит, невелик труд. Расплатился, проводил машину взглядом. Все еще не верилось. Жив, свободен и ранец рядом. Что еще «марсианину» надо?

Задумался – и слишком поздно обернулся. Как взвизгнули тормоза, слышал, но внимания не обратил. Мотоциклистов в Столице Мира не меньше, чем иностранцев.

– Помочь, Ко-лья?

На Ренате – кожаная летная куртка, узкие брюки и шлем с привычными «стрекозьими» очками. Рядом – черно-оранжевый мустанг, красавец Harley Davidson VLD 1934 года.