– Кто-кто? – глаза девушки округлились от удивления, – Ярополк, сын колдуна?

Любаша кивнула в ответ. Анька поднялась с лавки и стала мерить шагами комнатушку.

– Любаша, а ты не обозналась случаем? Ну, темно же было в лесу, да и испугалась ты сильно…

– Да разве можно не узнать Ярополка? Он же страшный как чудище, – в голосе Любаши звучала горечь.

Анька кивнула в ответ, покачала головой, потом поднесла ладонь к губам, видимо, ужаснувшись картине, которая предстала перед её глазами.

– Ты мне не веришь, – безнадежно прошептала Любаша, – вот видишь, Анька, даже ты мне не веришь… Что уж ждать от других? Никто бы мне не поверил. И сейчас никто не поверит, если расскажу.

Любаша резко поднялась с лавки и тут же почувствовала резкую боль. Она схватилась за живот и согнулась пополам.

– Любаша, милая, да что с тобой? – испуганно затараторила Анька. – Верю я тебе, верю! Тебя в детстве столько раз за мою вину пороли. Как я могу тебе не верить? Мы же подруги!

Любаша, почувствовав облегчение, выпрямилась и вытерла со лба испарину.

– Ладно, Анька, забудь. Всё равно мне теперь одна дорога – на Кузькин обрыв, – сказала она, и в голосе её не было ни одной эмоции, – живот уже, вон, совсем не утягивается…

Анька вздрогнула от слов Любаши. Кузькин обрыв давным-давно оброс дурной славой. Кто-нибудь всё время сводил там счёты с жизнью, бросаясь с высокого берега в реку.

Анька подошла к Любаше и снова крепко обняла её. Та положила голову на плечо подруге, закрыла глаза и попыталась представить, что всё как раньше и ничего плохого не случалось с ней. Но не смогла. Это плохое уже отравило всю её жизнь, всю её насквозь пропитало едкой горечью.

В коридоре вновь раздались грузные шаги, и в комнату Аньки вновь заглянул отец.

– Ну вот, наревелися, а теперича снова обнимаются, – мужчина захохотал, но никто из девушек не разделил его веселья, тогда он продолжил: – Анька, к тебе Пётр пришёл, топчется у ворот на морозе.

– Бегу! – быстро ответила Анька, соскочила с лавки и выглянула в окно. – И вправду стоит.

Лицо Аньки расплылось в счастливой улыбке, но она, устыдившись своего счастья, тут же снова нахмурила брови. Подойдя к Любаше, она зашептала ей на ухо:

– Ты про Ярополка-то лучше не говори никому, только опозоришься. Говорят, у колдуна Захара столько богатства в амбаре, что он всё равно сумеет сынка своего откупить. Да и боятся его, колдун как-никак, – Анька озабоченно нахмурилась.

Любаша кивала головой, внимательно слушая подругу. Она чувствовала, что тяжёлый камень упал с души, когда она поделилась своим горем, беда её даже будто немного уменьшилась. И ей хотелось верить, что Анька обязательно придумает, что ей теперь делать.

Анька и вправду думала, нетерпеливо кусая кончик указательного пальца. Потом остановилась перед Любашей.

– Про Кузькин обрыв ты забудь, Любаша. Вот что я тебе скажу… Я как-то подслушала разговор маменьки с тётей Дусей, её родной сестрицей. Так вот, та сказывала, что за деревней Торжки в северной стороне есть лес. В том лесу живёт ведьма, зовётся Марфа. Она, говорят, умеет всё. Может такое сотворить, что нам с тобой и не снилось! – Анька покраснела и, оглянувшись, зашептала ещё тише: – Тётя Дуся сказывала маменьке, что Оксанка, соседка её, ходила к Марфе от бремени нежеланного избавляться. Ты, Любашка, сходила бы к ней тоже…