И вдруг осенило:
— Лады! Встанешь подсобницей. К однофамильцу свому… к Лександру.
— К кому?!
Силантий, словно бы не расслышал ее возгласа, пошел от нее, показывая что-то новому крановщику, который высунулся из своей скворечни.
Кровь прилила к лицу Нюры. Она бросилась догонять Силантия, остановилась на полпути, снова побежала за ним.
— К Староверову не пойду! Хоть увольняйте!
Силантий ответил через плечо успокоенно:. — Тут тебе не игрушки. Стройка! Капризуй дома. Возьми свою записочку и топай, куда хочешь.
У меня нет другого места…
— Надумаешь — скажешь!
Почти все лето проходила Нюра с носилками. Как-то на седьмом этаже — Нюра подавала железную ограду для балкона — у нее закружилась голова. Она отпрянула от края, медленно, держась за перила, сошла вниз, отыскала Силантия.
— Некуда деваться. Согласна к Староверову.
Стояли первые дни осени. На стройке работали без рубах — последнее тепло, — думали о дождях, о редких письмах из дому, где еще не управились с урожаем, об осенних свадьбах.
В думах и разговорах этого раннего, не по-осеннему душного утра не было и намека на события, которые надвигались на Заречье.
Александр Староверов являлся на стройку, по обыкновению, за полчаса до начала смены. Трамваи в это время были переполнены. Всю дорогу приходилось стоять. Перед работой Александр любил, взобравшись наверх, «поближе к богу, подальше от начальства», отдохнуть: позагорать, почитать книжку, растянувшись на дощатом настиле.
Волновали книги о войне, которая только кончилась. И десяти лет не прошло. О сталинградской битве. Если чувствовал, без вранья, перечитывал. Виктора Некрасова, Василия Гроссмана.
В этом году на книги был особенно большой спрос. Заголовки некоторых намекали, а то и прямо указывали на переменчивость природы, погоды, на оттепель. Газеты писали об этих книгах больше с ожесточением.
«Не нравится, значит, кто власть против шерсти…»
Афиши, расклеенные по всему городу, звали на сатирические пьесы, которые никогда не видал. Названия задиристые «Голый король.», «Опаснее врага». На что намекают?
Многое оставалось неясным. В газетах и журналах говорили о сталинском времени, будто шли по свежей кирпичной кладке. Шаг ступят — остановятся: не загреметь бы с высоты…
Не схватило, значит, еще кладку. В конце концов Александр вернулся к книге нерушимой, как храм, сложенный древними мастерами: «Борис Годунов».