— Милейший, занимайтесь своими делами… если не хотите сами оказаться на ее месте! — окинув его презрительным взглядом, отчеканил «безопасник». — А ты… быстро сюда! — он пальцем указал на пол у своих ботинок, желая видеть певицу у своих ног.
Та снова вздрогнула… и нехотя, будто ее тащили на веревке, побрела к столику. Остановилась, не дойдя пары шагов, глядя в пол и нервно комкая юбку тонкими изящными пальцами, какие бывают только у магов и у музыкантов.
— Господин маг-майор желает послушать что-нибудь повеселее вашего северного вытья. Например, «Алеманский марш». - распорядился он.
— Простите… — не поднимая глаз, даже не прошептала, выдохнула певица. — Простите, я… Совсем не знаю алеманских песен…
— Что ж… — «безопасник» откинулся на спинку стула и окинул ее взглядом от собранных в пучок блекло-рыжих волос до потертых ботинок, выглядывающих из-под подола когда-то дорогого, а сейчас изрядно поношенного платья. Стеклышко артефактного монокля, позволяющего распознавать любые маг-иллюзии, предостерегающе блеснуло голубоватым дымчатым стеклом. — Значит, ты бесполезна для нас. — он отпустил монокль, аккуратно протер его белым платком, и сунул в кармашек мундира. Обернулся на кутящую за соседним столом компанию молодых офицеров. — Эй, лейтенант! Выведите ее во двор и пристрелите!
Над залом ресторации снова повисла тишина. Лишь слышно было как девушка даже не всхлипнула, а тихо, сдавленно булькнула горлом, будто подавившись. Судорожно закашлялся маг-майор, во все стороны брызгая слюной и крошками.
— Ну господииин майор безопааасностиии… — наконец сквозь набитый рот укоризненно прошамкал маг, обтирая физиономию салфеткой. — Вечно вы… аппетит испортите! Что мне, что лейтенантам! Девчонку, вон, тоже, напугали, обделается сейчас…
— Маг-майор! — «безопасник» с размаху шарахнул ладонью по столу, так что подпрыгнула посуда, и подался вперед, опасно сверкая неизменным артефакт-моноклем. — Она не девчонка! Не девушка, не женщина, и даже… не человек! Девушки и женщины остались в Алемании, ждут, пока их мужчины завоюют новое жизненное пространство для них, и их будущих детей! Сильные, отважные, работящие, преданные женщины, гордость нашего народа, а не это… рябое недоразумение! — он кивнул на мелко дрожащую от ужаса певицу. — Такие как она… как все эти люди… — он широким жестом обвел зал ресторации, включая туда и подавальшиц, и мэтра, и повариху на кухне. — Наша военная добыча, такая же как эта земля, город, дома, вино… Они — всего лишь наше ходячее имущество, существующее только пока может служить своим хозяевам! Неважно — чем! Пением, обслугой, своим телом… А если не может… или служит плохо… — его глаза фанатично блеснули, и он с явным удовольствием выразительно провел большим пальцем по горлу… и гаркнул. — Лейтенант! Во двор ее, быстро!
— Не… не надо… пожалуйста, я… Я выучу все алеманские песни, все-все, честное слово, я клянусь, я уже завтра… уже через час… через пять минут, господа офицеры, умоляю, дайте мне пять минут, вы останетесь довольны, я…
— Мне долго еще ждать? — уже не глядя на жертву, а только на замершего над тарелкой лейтенанта, процедил «безопасник».
Лейтенант начал угрюмо подниматься, нашаривая огнестрел на поясе…
— Сядьте, лейтенант, и обедайте спокойно. — вдруг обронил полковник… и пристально, в упор посмотрел на гневно обернувшегося к нему «безопасника». — Я найду более… экономное применение этой… добыче. Принесите барышне пальто, мэтр… — властно бросил он метрдотелю. — И соберите нам с собой корзинку… чувствую, здесь мне получить удовольствие от обеда не удастся… Нет, мэтр, это не ваша вина! — он одарил «безопасника» долгим взглядом, вытер рот салфеткой и встал. — Одевайся, девочка, поедешь со мной.
Бледный, как мел, мэтр материализовался рядом. Завернул не перестающую трястись девушку в пальто и сунул ей уже собранную и источающую одуряющий аромат выпечки и мяса корзинку для пикников. Из корзинки торчало горлышко бутылки — не иначе как того самого вина с южных виноградников.
Маг-майор проводил бутылку завистливо-сожалеющим взглядом, но одобрительно бухнул:
— Вот и правильно, господин полковник! Безопас-майор вечно… ни вина ему не надо, ни девочек… — и он сгреб за талию пробегающую мимо подавальщицу, с размаху усадил ее к себе на колени и влепил смачный поцелуй. — Только продукт переводите, господин майор! А нам и то, и другое еще пригодится, правда, добыча? — он пощекотал подавальщицу под подбородком, заставляя кокетливо запищать. — А наши, алеманские, песни мы и сами споем! Подтягивай, добычка! — и заревел как разбуженный медведь. — Если солдаты по городу шагают/Девушки окна и двери отворяют…
Пение подхватили за другими столиками, зал наполнился пьяными голосами, выкрикивающими бойкие куплеты — больше всех старался освобождённый от обязанностей палача лейтенант.
— Это ошибка, господин полковник. — негромко, так что слышно было только за командирским столом, сказал «безопасник», и посмотрел на своего молодого командира странным — словно бы сожалеющим и одновременно торжествующим взглядом. — Ошибка… жалеть их. Ошибка… воспринимать их как людей, хотя они — всего лишь назначенный на убой скот. Когда мы проломим сопротивление имперцев в центральных провинциях и нашим женщинам станет безопасно приезжать сюда, всех этих… — подходящего слова он не нашел, лишь брезгливо пошевелил пальцами, обозначая крайнюю степень пренебрежения. — Мы попросту зачистим! Не станете же вы оскорблять взор вашей целомудренной алеманской невесты видом… подобного…
— У меня пока нет невесты, безопас-майор. — полковник подхватил застывшую девчонку под руку. — А вам я искренне рекомендую вернуться в штаб… и заняться, наконец, отловом партизан, как вам и положено по должности! Поверьте, чистые алеманские невесты гораздо больше поблагодарят вас, если вы сохраните их женихов в живых… чем если перестреляете всех девок на севере!
— Это приказ, господин полковник? — процедил «безопасник».
— Вы как думаете, безопас-майор? — ласково поинтересовался полковник и вдруг гаркнул. — Выполнять!