Черт побери, могу я это или тварь дрожащая?!

- Чурбан бесчувственный... - отозвалось пространство знакомым голосом.

Оказывается, мы уже дошли до Томкиного подъезда, а девушки успели объединиться и теперь совместными усилиями чехвостят меня.

- Задумался, - я с умилением посмотрел на них: руки в боки, глазки блестят наигранным возмущением.

Да, не зря...

- Чудо как хороши! - чистосердечно признался я, сделал шаг вперед и прервал Томку простейшим приемом - поцелуем.

Она затрепыхалась, как рыба в подсачнике: на улице, среди бела дня, у ее подъезда мы еще этим не занимались.

- Дурак! - воскликнула, отбившись, и заозиралась с тревогой. Потом неловко забрала у меня свой портфель и мешок, поколебалась секунду, вдруг чмокнула меня в щеку и убежала в подъезд.

- Да, Соколов, - ехидно улыбнулась мне Кузя и протянула свою ношу, - сочувствую, что ли...

- Зависть, Кузя, плохое чувство, - отбрехался я наставительным тоном.

- И правда - дурак, - припечатала она, неожиданно пойдя пятнами румянца. - Пошли! А то еще твоя Мелкая подумает на меня черт знает что - с нее станется.

- Да ну, не фантазируй, - махнул я свободной рукой.

Кузя хотела было что-то мне на это выпалить, но что - так и осталось тайной, потому что она извернулась и смогла в последний момент проглотить фразу, что уже почти соскользнула с кончика языка. Совершив этот трюк, она возмущенно повращала глазами, а потом как-то обмякла и с безнадежностью махнула рукой:

- Парень. Это диагноз. Пошли, болезный.