В карих ее глазах запрыгали жизнерадостные чертики. Потом она скромно опустила ресницы, сложила руки на переднике и спросила жалобно подрагивающим голоском:

- Будешь дрючить?

- Наташа, - сказал я задушевно, - могу и не дрючить. Просто расходимся - и все.

Она сразу посерьезнела.

- Нет, Соколов, - Кузя задумчиво покачала головой, а потом с вызовом уставилась мне прямо в зрачки, - так не пойдет. Я же обещала, что ты у меня взрыднешь. Так что дрючь.

- Хорошо, - я помолчал для вескости, а потом огласил следующий заготовленный вопрос: - Что наказание должно быть серьезным, согласна?

- Согласна, - она посмотрела на меня с интересом и вдруг звонко захохотала, - что, неужели действительно дрючить собрался?

- Тьфу ты! - воскликнул я в сердцах, - да далось тебе это "дрюченье"!

- Далось, - Кузя зловредно сощурилась куда-то вдаль, - я ей это еще припомню...

- Эй-эй! - я, помня о недавнем, сразу не на шутку встревожился, - только без членовредительств! Помнишь, ты мне обещала?

- Я, Соколов, все, что обещаю - помню, - отрезала она, - ты, главное, свое не забудь.

- Я важное не забываю, - быстро парировал я.

- А я - важное? - тут же выстрелила она вопросом.

На такое сразу отвечать было нельзя. Несколько секунд я честно заглядывал в себя, все более и более удивляясь найденному там. Когда застывшая на губах у Наташи улыбка стала совсем уже напряженной, я остановился на педагогически выверенном ответе:

- Пока - не на самом верху списка, - и примиряюще развел руками.

Кузя задумчиво заправила за ухо свалившуюся на глаза прядь, потом кивнула:

- Нормально, - и решительно повторила, словно убеждая саму себя: - Для начала - нормально.

Я поторопился вернуть разговор в задуманное русло:

- Хорошо... Ты сейчас работаешь?

Она пару раз недоуменно моргнула.