- Покусаю, - предупредил я Кузю и освободил руку. Она ее, впрочем, особо и не удерживала. - Пошли, - предложил локоть Томке.
Та крепко в него вцепилась и, заглядывая через меня, заинтригованно спросила у Наташи:
- А ты куда идешь-то?
Кузя в ответ широко распахнула глаза:
- Андрей приказал идти к нему домой! Сказал, что будет сейчас меня наказывать. Так волнуюсь!
Я взглядом пообещал ей все десять казней египетских, причем одновременно.
Она, на удивление, прониклась:
- Да бегать он меня ведет, бегать... С Мелкой. Айда с нами!
Томка аж отшатнулась.
- Не-е-е... - ошеломленно затрясла головой, - нет. Я уже сегодня была на физре - хватит.
- Завтра? - мягко предложила Кузя.
Я молчал - этот разговор с Томкой я уже несколько раз проходил. Мой максимум - это "пять тибетских жемчужин", которые она вроде бы согласилась делать дома самостоятельно.
- Да ну... - весело отмахнулась Томка и прижалась ко мне покрепче, - мне ни за кем бегать не надо.
Кузя чуть слышно хмыкнула и многозначительно посмотрела на меня. Я сделал вид, что глубоко о чем-то задумался.
Как ни странно, но несмотря на эту идущую через мою голову пикировку, мне было неожиданно хорошо. Теплая весна, симпатичные девушки по бокам... И неожиданный майский прорыв в понимании модулярных форм - мне, наконец, удалось представить их как сечения пучков на пространствах модулей эллиптических кривых. Сразу все пошло быстрее, локальные и глобальные поля я проскочил буквально одним рывком. На горизонте уже обозначились и Фрей, и Рибет, и я чуть успокоился: укладываюсь с Ферма в намеченный срок.
Я не тешил себя иллюзиями: найти меня сложно, но можно. Вот выйдут за рамки обыденных гипотез и, пожалуй, за пару лет найдут. За это время мне надо успеть обрасти броней всемирной известности... Издержки от моей возможной изоляции станут для Политбюро очень болезненны. Да и ЦРУ поостережется острых вариантов - по крайней мере, пока не будут стопудово уверенны по моей персоне.
"Да, это гонка наперегонки", - щурился я, - "хорошо бы как-то их еще специально запутать".
В общем, ощущение некоторого запаса хода в год-два дарило мне спокойствие - или хотя бы его иллюзию.
К тому же и тяжесть новгородских лесов воспринималась с ленинградских улиц иначе. Не легче, пока еще нет, но... как-то оправданней. Жизнь вокруг во всех своих проявлениях оправдывала все, и те смерти - тоже. Даже в бренчании трамвайной сцепки мне слышалось "не зря".
Оставалось извлечь такое же "не зря" из своей жизни.