— Одной бодрой — есть! — старушке. Ты, главное, не волновайся. Останесси довольным…

И начал звонить.

Глуповато одетая горничная из горожанок… нет, как это — кажется, “секретарь”? не по статусу высокомерно спросила:

— А вам назначено?

— Нет. Но по положению об отделе кадровые вопросы находятся в ведении заместителя руководителя. Вы принимаете эти решения за него?

— Он примет вас когда сможет.

— Будьте добры, зарегистрировать заявление. По крайней мере, распишитесь на копии.

— Мы заявления об увольнении не регистрируем.

— Ваше дело. Тогда я направляю его почтой.

Я развернулся к двери и даже успел сделать три шага к двери.

— Э! Иван Сергеич, я не понял!

Ради такого дела стоило даже повернуться. Все-таки я изменился наверное. Приказчик средней руки, которого я смутно припоминал как того самого заместителя, наткнулся на мой взгляд и увял. Убедившись, что существо пропотело, я спросил:

— А что вам не ясно? Я увольняюсь. Смутно припоминаю вашу своеобычную манеру сообщать “Кому не нравится — дверь открыта”. Мне не нравится. Дверь открыта?

С мыслями он так и не собрался, так что я спокойно вышел. Святая Мария, пошли мне смирения и скромности — я таких, бывало, вышвыривал из города без жалости в два часа, но времена-то изменились. По дороге меня остановила маленькая смелая девушка-брюнетка из, кажется, технологов.

— Иван Сергеевич, а где вы были эти пять дней?

— Доброго дня… — память оказалась милостива. — Нина. В Европе. Лангедок, Нормандия, Париж, Эльзас, Рур…

— Вы очень изменились.

— Верю Вам на слово, mademoiselle. Но что же изменилось?

— Как-то мы вам все стали… ни о чем.

— П-ф. — фыркнула какая-то субретка в облегающем платье. Самасобойпризнанная красотка. — За себя говоришь?