— Неплохо, как мне кажется. Люди, у которых я живу, — он не сказал “родители”. — Приятные, измученные моим телом — все боятся, что я пропаду. Стараюсь их не пугать. О, на турнире тут был, в Москве! Зрителем, конечно.

— И как?

— Неплохо… Ребята стараются. Даже ездил во Францию…

Мы послушали паузу и Дениз всё-таки спросила:

— Не нашел?

— Нет. Но я верю. Я надеюсь, что еще встречу свою Гвендолен.

— А ты не поехал? — спросил он меня.

— Нет. — я не стал рассказывать, что даже когда смотрел фильмы и фотографии, мне было плохо. Моего Парижа больше не было — пропало самое главное, его дух. А Барад-Дура и вообще не было на свете. Мне страшно не хватало его башен, садов и ворот…

Мы помолчали, глядя на пламя.

— Ты собирался куда-то еще, Стальной? В смысле, ну, как к нам…

— Когда-то … В Швецию. К одному бывшему батраку, кузнецу и так далее по фамилии Польхаммар.

— Я думала к Гюйгенсу… — сказала Дениз.

— Нет, — покачал я головой. — Нет.

— Только не в ближайшие полгода, — сказала она.

— Конечно.

Если есть тут кто-то, то сообщаю: обстоятельства так складываются, что сил продолжать нет. Увы. Не хватает мне данных о тогдашнем политическом раскладе, а времени искать и читать не остается.