Они уже пытались построиться — без толку. По строю-то я и поехал. Один налетел сбоку и я наконец-то с наслаждением приложил его молотом в челюсть. Копье сломалось о доспех, но я это только отметил про себя.

Эх, наше чёрное знамя, — теперь с воодушевлением орали и остальные — Эх, пропадай вместе с нами.

Принц вылетел из шатра, но так и не убежал. Он даже, кажется, орал что-то — но отпрыгнул на мою сторону, где я и приголубил его молотом. А с холма трактор пошел в лагерь сам, набирая скорость, отфыркиваясь паром, рассыпая искры, под бодрую и злую песню.

В этом месте я понял, что сзади орут. Орали, если так можно выразиться, две независимых речи.

— Куда, … мать вашу …уки, Божьи дети, поперлись без догляду Святой Матери Церкви?! — трубный бас епископа нашего в рупоре не нуждался. — Прокляну, да стойте же …утые!!!

— А-А-А, — орал непонятно кто, солируя во втором хоре — Наддай, Жучило, они ж ща всех там без нас прикопают!!!

— Ну …ские …аки!!! — начал я. — Кто еще тут …улся …ом по …де и …ором тут… …?!

За спиной стукнула тетива баллисты, и я краем глаза увидел как болт толщиной чуть-ли не в руку сносит с седла тяжеловооруженного рыцаря, собравшегося разогнаться для атаки.

— Его Светлость герцог Люгге говорить изволит, дебилы вы конченные! — рыкнул сзади Жила. — Всем, …ять, слушать!!!

Тут-то Алиенора Аквитанская, королева двух королевств, мать четырех королей, вдруг, беспощадно пачкая дорогую охотничью перчатку, взяла кованую полосу и вполне умело прошлась по ней барад-дурской щеткой.

— Скажи-ка мне, мастер-кузнец, — спросила она, осматривая конец полосы. — А плуг кто-то тут пробовал сковать из этого металла?

У мастера Фелье появилось неприятное ощущение, что врать ей не надо. Мадам, кажется, в деле понимает кое-что.

— Да, мадам…

— И что же? Покупают?

Плуг получился дерьмовый. И закалка кромки ничего не дала.

— Нет. — буркнул Фелье, мысленно махнув на себя рукой. — Не продавали. Не получился.

— Ясно. Что же, мастер, спасибо за честность. Я это ценю…

— Вот так, госпожа, как ты можешь видеть — мы готовы.

Госпожа молчала, а король смотрел на неё.

— Почему? — вдруг спросил Его Христианнейшее Величество Генрих.