После смерти Шуньчжи на престол возведут шестилетнего мальчика Суанье. Начнется эпоха регентов с их постоянными междоусобными войнами. Только в самом конце 70-х годов мальчик-император превратиться в величайшего правителя Поднебесной с девизом Канси – процветающая и лучезарная. Значит, у меня времени больше пятнадцати лет до тех пор, пока у маньчжуров дойдут руки до северных земель. Не скажешь, конечно, что север у маньчжуров совсем оголен. Есть здесь крепости, есть оборонительная линия, известная под названием «ивовый палисад». Недавно сюда прибыл на место казненного коменданта, кстати, казненного за поражение при Очане, знаменитый полководец Шархода. Тот самый, что в прошлой истории и разобьет мой отряд в 1658 году. Но, как там, кто предупрежден, тот вооружен. А меня, считай лет шесть предупреждали, пока на истфаке учился, да в аспирантуре.

Крепость была неказистой. Не особенно высокие глинобитные стены, совсем не величественные башни, низкие ворота. Перед крепостью скопление домишек, жмущихся друг к другу. Да и внутри крепости, кроме нескольких домов и казарм для войска посмотреть не на что. Обо всем этом думал князь Шархода, проезжая к своей будущей резиденции в городе Нингута. Впрочем, чего еще ожидать от городка на окраине мира, вынесенного за «ивовый палисад», самое северное укрепление маньчжуров. Если бы не то, что некогда именно Нингута и соседний городок Гирин были первыми ставками великого князя Нурхаци из Золотого рода Айсинь Гере, городок бы и вовсе зачах. Маньчжуры, наследники великой, хоть и поверженной некогда империи Чжурчжэней, оставили родные места и устремились на завоевание Поднебесной империи. Сначала речь шла только о Северо-Востоке, известном, как страна пятидесяти городов. Но завоевание прошло легко. Сражающиеся друг с другом китайские князья ничего не смогли противопоставить маньчжурам. Многие из них сами переходили на сторону победоносных армий Севера. После того, как великий князь Нурхаци ушел в страну предков, Золотой род возглавили его сыновья – Абахай и Доргон. Когда отряды маньчжуров, слитые в «восьмизнаменную армию» под предводительством принца Доргона прорвались за Великую стену передовыми частями командовал молодой еще полководец Шархода. Его род не был ни сильным, ни влиятельным. Но именно его родичи первыми примкнули к Нурхаци. В своей жизни молодой воин решил делать ставку не на родство и помощь могучих покровителей, а на доблесть. Именно его воины смогли разбить заслон китайцев, первыми войти в их столицу. Об этом Шархода до сих пор вспоминал с приятным теснением в груди. Маньчжурская конница громила слабых и растерянных воинов династии Мин, теснила их к южными морям. Абахай принял титул Сына Неба, повелителя Поднебесной империи, а его младший брат, Доргон стал Великим ханом. Ведь Золотой род был в родстве и с домом монгольского Потрясателя Вселенной, Чингисхана.

Не обошли наградой и самого Шарходу. Он получил титул нана, князя, стал заместителем командующего армии под синим с каймой знаменем. Но великий Абахай умер. На престол взошел сын Абахая Шуньчжи. Долгие годы Доргон опекал молодого племянника, оберегал его от ошибок. Но не стало и самого Доргона.

Новый Сын Неба не любил войну. Зато любил развлечения, пиры, красивых наложниц, которые привозили купцы из стран Запада. При дворе маньчжуров, долгие годы бывшем ставкой командующего, расцвели интриги, злоба. Корысть и алчность стали править бал. Не был новый повелитель и искусным дипломатом. Он не смог достойно наградить тех, кто перешел на сторону маньчжуров. Этим воспользовались хитрые и лукавые китайцы. Они сделали вид, что признали власть Золотого рода. Но, едва заметив шатания среди маньчжуров, восстали. Полыхал весь Юг и Запад. Лучшие отряды «восьмизнаменной армии» бились там с войсками изменников-повстанцев. Война шла с переменным успехом, но постепенно маньчжуры стали теснить врагов. И хотя до победы было еще далеко, в том, что она будет уже никто не сомневался. Правда, на Западе начались стычки с монголами, не желающими забыть время своего владычества. Но Шархода знал, что монголы слабы. Армия маньчжуров становилась все сильнее. У длинноносых варваров, приплывающих на больших кораблях, покупали пушки и мушкеты, создавались особые части стрелков. Вот и сейчас двести стрелков-наемников из королевства Чосон ехали вместе с ним.

Было обидно, что он, известный полководец, вынужден воевать не там, где решается судьба Золотой империи Цин, а в далеком захолустье. Но происходящие здесь события слишком сильно нарушали небесный порядок. Лоча, длинноносые варвары всегда приплывали по морю. Они были мирными. Охотно совершали обряд признания власти Сына Неба. Их товары – мушкеты и пушки – покупали маньчжуры. Нанимали советников, чтобы лучше использовать эти, еще не совсем привычные орудия. Но на Север пришли какие-то совсем другие лоча. Они не знали о величии маньчжуров. О том, что земли, в которые они вторглись являются священной территорией рода Айсинь Гёро.

С того времени, когда в северных землях было нестроение, а Сын Неба Абахай был вынужден послать две тысячи знаменных войск на восстановление порядка, Нингута стала главной крепостью Севера. Отсюда амбань, комендант крепости и отправил ниру (роту) знаменных войск, чтобы показать дерзких варваров. С ротой пошли союзники-дючеры, младшие братья маньчжуров из того же корня чжурчжэней. Но случилось невероятное: варвары, которые тоже владели огненным боем, смогли разгромить отряд. Сын Неба был в ярости. Амбань лишился головы. А на его место был назначен Шархода, но не с титулом амбаня, а в звании князя-защитника Севера. Что ж, если такова воля Неба, он, Шархода, уничтожит варваров. Не сразу. Только глупый полководец бросается в схватку, не разобравшись в ситуации, не подготовив войска. Но небесный порядок будет восстановлен.

Шархода обернулся к невысокому и полноватому молодому человеку, следующему за ним.

– Как тебе нравится эта крепость, сын?

– Простите меня, достопочтенный отец, но мне она совсем не нравится. Пыльно, грязно. Невозможно даже сравнить со столицей.

Шархода вздохнул. Сын его, как и многие молодые маньчжуры, слишком полюбил комфорт и негу. Потому он и решил взять его сюда, на Север.

– Ладно, посмотрим. Мы едем не нежится на постелях, а воевать.

Отряд нового правителя направился в сторону дворца.

Я продолжал напряженно бездельничать и думать. Надо будет сил подкопить и не делать ошибки, которые совершали и Хабаров, и мой предшественник. Словом, шансы есть, можно играть. Только правила игры мы немножко поменяем. Громить дючеров пока мне незачем, если сами нарываться не будут. Имперские порывы – захватить все, до чего руки дотянутся, я не понимаю. Мне нужна земля, которую я освоить могу, ороднить, своей сделать. Больше мне незачем. Настоящий же Онуфрий думал иначе. Потому и погиб.

Скорее всего, хотел мой предшественник побольше ясака собрать. Но, думаю, что и так обойдемся. А вот щелкнуть по носу Шарходу нужно. Но это чуть позже. Нужно время, чтобы тылы подтянуть. Пока метались по Амуру с Хабаровым, было не до того. Честно сказать, и практики у казаков такой не было. Их дело, покорить, обясачить, остроги поставить. А уже потом придут настоящие власти, которые будут управлять. Но меня такой вариант не устраивает.

Вышел на улицу. Лето оно, конечно, теплое время года, но утром не жарко. Свежий ветерок с Амура немного рассеял похмельную муть. Вытянул из недавно отрытого посреди лагеря-городка колодца ведро холодной воды. Пока жадно хлебал, часть воды пролилась за шиворот. О! Это дело! Плеснул еще. Остаток просто вылил на голову. Сразу посвежело. Кое как добежал до сеней, активно обтекая на пол водицей, вытер морду лица, обтерся рушником и блаженно вздохнул. Жизнь хороша!

Пока жизнь была хороша, зарылся в амбарные книги, где Хабаров со своим племяшем вели учет дани, всякий приход и расход. Все думаю, как у мужика на все времени и мозгов хватало? И Якутск, и Москву, и даурские дела – все держал в голове. Ладно, я ему осанну потом спою. Пока надо разобраться. По книгам выходило, что хлебных запасов у нас пять тысяч пудов. Из них тысячу пудов нужно отправить в Якутск в счет ясака. Понял, не дурак. Итого четыре тысячи пудов. Это на человек семьсот-восемьсот должно хватить. Только стоит понять, где оно все лежит, в каком оно состоянии? Так, с хлебом разобрались.

Теперь с мехами. Всего их у нас числится аж два сорок сороков. Переводим на русский, получаем три тысячи двести шкурок. Из них двадцать сороков тоже нужно отправить в счет ясака. Почувствовал острый укол жабы. Блин, тысяча шкурок как корова языком слизнула. Ладно, опять же потом подумаем. С казной выходило и вовсе непонятно. У Хабарова в книгах значилось – про то знает Артемий. Спросим у Артемия. Ткани шелковой – триста отрезов. Тут указывалось, что лежат они в Албазине.

Все, пора совет собирать. Прошел по городку. А ничего так обжили мы будущий Благовещенск. Пока еще не город, конечно. Острог стоит. Но уже не слабый. Избы тянутся улицами. И много их. Штук сто, может, больше. Нормальные такие избы-пятистенки. Некоторые и в две клети вместе. Это те казаки, что взяли местных девок в жены, теперь семьями живут. И таких уже человек двадцать. У кого-то жены уже и брюхатые ходят. Скоро пополнение родится. В центре городка пустое место. Типа, площадь. На ней только колодец. Возле площади и дом приказного. Его для Хабарова строили. Теперь мне предстоит жить. Честно сказать, мне и с пушкарями было нормально. Только ноблес, как говорится, оближ. В смысле, положение обязывает. Обживемся и здесь. Дом в два этажа. Обнесен изгородью с воротами. Нормальный такой домик. Здесь же три здоровых сарая. Один хлебный, другой ясачный, с мехами, третий с огненным зельем и запасом оружия. Здесь же моя кузня будет. Стены в городе пока просто тыном стоят. Но это дело временное. Укрепим.

Кое как разбудил всю нашу братию. Сказал, что, как смогут, пусть в избу приказного идут. Сам тоже туда отправился. У Хабарова в прислуге были две бабы даурские. Были они не молодые. Может, потому свои их и не стали выкупать. Так они у приказного и прижились. Я тоже их прогонять не стал. Дом в порядке содержать надо. А сил на то нет от слова совсем. И времени не очень. Сказал, чтобы выставили на стол в большой светлице хлебного вина немного. Только похмелиться братьям. А к нему уже рассола от капусты квашенной, сала копченного, рыбы соленой и хлебца. Не жрать собрались, а думу думать.

Пока они готовили все, народ стал подтягиваться. Все помятые, грустные. Ничего, чаркой поправились, рассольчиком запили, веселее стало. Тут я и стал говорить.