Работа на солеварнях шла полным ходом. Освободившийся народ я стал отправлять в лес на охоту. Потому и питаться мои люди стали получше. Я же продолжал переделывать все мушкеты, до которых мог дотянуться. Теперь в моем маленьком форте с каждой стороны стояло по три ружья в стиле крепости Робинзона Крузо. Впрочем, понадобились они мне лишь однажды. Какие-то аборигены, где-то под две сотни рыл то ли набрели на Усть-Кут, то ли сознательно шли сюда, но на большой острог идти побоялись. Попытались вломиться ка мне. Тут в них все ружья и разрядили. Еще и сверху добавили. Число любителей пограбить сразу сократилось десятка на полтора. Тем временем из острога вышел десяток казаков и крестьяне с топорами, а кто-то и с ружьями, выдвинулись и мы. Аборигены сбежали. Даже ограбить избы слободы не успели. Кто такие были наши гости, мы так и не узнали. Тунгусский мир был огромным и разнообразным. Не только со своими духами и шаманами, но со своей политикой и историей. И ее нам не преподавали. Местные сибирские народы проходили у нас на факультете под рубрикой «этнография». В основном, жили тунгусы в северных районах, пасли олешков. С тех олешков и жили. Народов там было много. Но все малые. В тайге жили охотники. Этих было побольше. И для нас они были самыми ценными. Они больше других добывали собольи шкурки – основной объект вожделения далекой столицы. Были и рыбаки, что жили вдоль рек. А в степях жили конные тунгусы. Вот эти были воинственны – не менее монголов. В схватке с ними они некогда свои степи и отстояли. Кто именно на нас напал? Гадай – не угадаешь.
Пока люди в десятый раз пересказывали друг другу события того дня, я все думал про свой план. Про будущий поход в Приамурье. Мысль была простая как мычание. Чтобы остаться живым, нужно быть сильным. Причем, не только самому. Один в поле не воин. Нужно иметь, пусть небольшое, но слаженное и преданное войско. Ну, не войско, так хоть отряд. Десяток казаков – это хорошо. Только мало. То есть, для здешних мест хватит. А вот для Приамурья – не факт. Точнее, факт, что не хватит. Все просто. Природа здесь небогатая. Много людей прокормить трудно. Вот и кочуют местные инородцы семьями человек по десять-пятнадцать. Большими группами собираются редко. Потому и десяток – немалая сила. В Приамурье все не так. Тамошние люди и многочисленны, и воинственны. Там для победы нужны сотни, да еще и с пушками. Причем, не просто сотни, а верные сотни. Постепенно идея вырисовывалась.
Глава 5. Ярко
Идея была простейшая. Потихоньку выкупать кабальных, привлечь гулящих, делая из них бойцов. Понятно, что не спецназ. Я и сам-то хитрым кунг-фу не обучен. Но люди здесь все резкие. К воинским занятиям или, скорее, к разбойничьим склонные. Вот и будут они совсем мои. Считай, свой десяток, с которым прибыл в Илим, кроме тех казаков, кто семейные были, удалось «приручить». Авось и дальше так пойдет.
Пока я размышлял в воротах показался конный. Ага. Тот белобрысый. В смысле, Хабаров. Я поднялся с крыльца, на котором предавался планированию, и пошел навстречу.
– По добру ли, Ерофей Павлович? Дело какое?
– Добро, Онуфрий Степанович! И дело есть, и проведать хотел.
Я кивнул парню у ворот, чтобы принял коня, а сам повел гостя на солеварню. Показал колесо, чаны для варки соли, новый желоб. Ерофей важно кивал. А на колесо смотрел с живым интересом. Впрочем, ни о чем не спрашивал. То ли это была знаменитая сибирская привычка не лезть в чужие дела, то ли какая-то мысль билась у промышленника. Пока демонстрировал выставку народного хозяйства, вышла стряпуха и пригласила «Отведать, что Господь послал». Прошли в избу.
– Что сказать, – промолвил гость, когда первый голод утолили, – Дело у тебя, Кузнец, хорошо поставлено. Я по тому и заглянул. Думаю, у себя тоже колесо поставить. Мне и лучше, ручей его сам крутить будет.
Я пожал плечами. Колхоз – дело добровольное. Хочешь – ставь.
– Только я еще одно дело к тебе имею.
– Что за дело? – спросил я, хотя примерно уже представлял, о чем пойдет речь. Едва мы обжились, как здешний люд стал мне на кузню свое железное барахло привозить на починку. Платили, чем могли. Кто-то серебром, кто-то медом или свежаниной, а кто-то и собольими мехами. В хозяйстве все годилось. Порой кузня больше, чем солеварня приносила. Этим я тоже делился с казаками. Во-первых, так было правильно. Во-вторых, помогали они мне, чем могли. Кто горн раздувал, кто с молотом помогал, кто инструменты подавал. За несколько месяцев усть-кутского жития мы стали друг друга реально, не по имени ощущать братьями, родней.
Хабаров начал разговор неторопливо.
– Тут вот как. Есть у меня пищали. Старые совсем. Замки поломаны. Мне бы их подмастерить. Не подсобишь?
– А много пищалей-то?
– Изрядно. Три десятка штук. Может, чуть менее. Есть совсем старые, фитильные. Есть поновее. Но все кузнеца ждут.
– Ну, – стал прикидывать я – Работа не малая. Думаю, седмицы три делать буду. Да, считай, что и месяц. Это, если в цене сойдемся. Сам же говорил, без выгоды только медведь живет.
– А сколько ты хочешь, Кузнец? – прищурился Хабаров.
– По полтине за штуку.
– Эк… – крякнул Хабаров. – Круто забираешь, Кузнец. Давай-ка сбавим маленько.