– Вот и я говорю про то.

– Ты не бойся, Онуфрий – промолвил дядька лет сорока от роду с копной светлых волос, выдававших выходца из Поморов – В накладе не будешь.

– Ты, Ярко, все о прибылях печешься – засмеялся другой сосед.

Ага. Вот и Хабаров объявился что ли? – подумал я. И внимательнее глянул на светловолосого. Одет тот был побогаче остальных. Кушак шелковый. Ростом не выделялся. Смотрел с хитринкой.

– Так, без выгоды, Петро, только медведь живет. Да и тот ищет малинник погуще.

– Да, я своим всегда помогу. Дайте только время мне с соляными делами разобраться и кузню наладить.

– Так, никто и не торопит – засмеялся приказчик. Торопливые здесь не водятся. О делах потом поговорим. Пока пейте, ешьте, гости дорогие.

Сидели долго. После третей-четвертой чарки началось братание. Беловолосый, действительно, оказался Хабаровым. Был он не только владельцем здешних пашен и солеварен, своеуженником (хозяином) промышленников, но и старшим целовальником. Самое время мне сойтись с ним поближе.

Но особого разговора у нас не вышло. Говорили все и каждый о своем. Как и принято, все жаловались. Хозяин дома жаловался на ненадежность тунгусов, которые в любой момент могут и напасть на казаков, приехавших за ясаком. Жаловались люди, что баб не хватает. Не едут бабы в такую глухомань. А казаки потом тунгусок насильничают, почему и тунгусы мстить начинают. Печалились, что кремневое ружье, конечно, лучше фитильного. Да замки оружья ломаются. А чинить некому. Особо злил всех прежний якутский воевода из важных московских бояр. И три шкуры с голого драл, и с людьми себя вел не по-людски. Да и новый воевода тоже суров. Такие вот нормальные пьяные разговоры.

Народ был, видимо, настроен на долгое сидение. Но мне не терпелось начать устраиваться на новом месте. Отговорившись усталостью, пошел к своим. Переночевали в остроге. А утром я с казаками поспешил к солеварням. Располагались они недалеко от стен. В моем подчинении был водосточный желоб, идущий от соленого озерца, два железных чана – поддона для выпаривания соли, несколько худых изб, где жили работники, одна изба побольше и поновее. Там, видимо, жил мой предшественник со своими бойцами. Все какое-то неказистое. Самым большим строением был склад, где перед отправкой хранились мешки с солью. Соль варили круглые сутки. Ночью при свете костров. Половина работников занималась производством, а другая отсыпалась или хозяйничала. Все это подгнившее благолепие было обнесено частоколом из не особенно крупных стволов. Была и дозорная вышка. Честно говоря, с точки зрения обороны было не ахти. Ну… что есть, то и есть. Частные солеварни располагались рядом на соленом ручье. Между ними было меньше километра или, как здесь говорили, полверсты.

Расположились в жилище прежнего хозяина. Дом состоял из сеней, огромного зала, видимо, для общих посиделок и сна бойцов, отдельной комнаты для приказчика, небольшой клетушки, где жила баба-стряпуха, она же портомоя. Кабальная или чья-то женка я не понял. Разложили свое барахло. Расселись за столом, снедь вытащили. Стали думать о дальнейшем бытие.

С одной стороны, конечно, глушь галимая. С другой, сам себе господин. До Илима дня три идти, до Якутска больше десяти дней. Только все тут переделать надо по-своему.

– А что, братцы, коли нам дом другой построить, получше? – проговорил я, поглядывая на своих.

– Да, нужно ли, Онуша? И так можно жить.

– Можно и в берлоге. Да, в каменных палатах лучше.

– Ты что, каменные палаты строить задумал? – ужаснулся Макар.

– Зачем, каменные. Просто, чтобы всем удобно было, не тесно.

– А кто строить-то будет?

– Мы и будем, да мужиков на это дело нарядим, других наймем. Мне ж кузню все равно строить придется.

Про кузню я рассказал сразу, как пришел со званного вечера.