Особое искусство было складывать печи. Сделать избу по-черному – штука несложная: в центре выкладывают очаг, на крыше делают пазухи, чтобы дым хоть как-то вытягивало. Топи и живи в свое удовольствие. Многие, между прочим, так и жили, но наш десятник, дядька Николай, нашел печника. Договорился, что платить будем не деньгами, а отработаем. Отработали. Все лучше, чем деньгой, которой почти не было.

Да, забыл сказать. Узнал я, что не просто я Онуфрий, а Онуфрий Степанов сын. Поскольку же прозвище «Кузнец» прилипло ко мне намертво, то скорее всего, вселился я в сподвижника Ерофея Хабарова (помню, был такой персонаж в истории Приамурья). Не совсем по моему профилю, но рядом. Узнал я и то, что год сейчас 7155 от Сотворения Мира. То есть, 1647 в привычном мне исчислении.

Прикольно. Получается, что я свою жизнь знаю почти до самой смерти. И жизни той остается совсем немного, если я ничего не путаю. Плохо только то, что, как и положено историку-самоучке, знаю я ее в самых общих чертах. Правда, в общих чертах жить жизнь не выходит. Конкретная она штука. Здесь надо не только земли открывать-завоевывать, а есть, пить и где-то жить. Потому пока я не строил планов на будущее, а просто обживал свое настоящее. На то, чтобы подумать, как эту жизнь лучше выстроить, просто не оставалось времени. Может, я и есть тот джокер Приамурья? Посмотрим. Пока же обжиться нужно. А там… вдруг и всплывет возможность обратно вернуться. Или хоть что-то понять. В любом варианте погибать я не собираюсь.

Хоть плотник я был не очень, но с помощью всего общества сколотил и себе пятистенок. Вполне себе комфортное жилье по нынешним годам. Даже с печью. Печь и делит дом на кухонную зону и спальную. Чем-то напоминает студию. В богатых домах делали светелки, горницы, пристройки в башенках. Для такого жилья я пока рожей не вышел (впрочем, как и большая часть моих друзей). Спал на лежанке на печи или на лавке, когда лень было на лежанку лезть. Накрывался медвежьей шкурой. Точнее, просто заворачивался в нее. Так она сразу была и матрасом с простыней, и одеялом.

Сначала сам стряпал. А потом, как деньги завелись, купил себе тетку из местных народов, но крещеную (язычников тогда закабалять запрещали). Не для плотских утех, хоть оно по мужским делам и подмывало. Но русских девок или красивых тунгусок и буряток было немного. Потому от греха подальше решил пока, как Челентано, дрова рубить. Кстати, неплохо помогает. Эта моя работница была не особенно красива и совсем не молода. Лет за сорок точно. Плотских мыслей особо не возбуждала. И это тоже было неплохо. Точнее, так я себя уговаривал. Вот стряпать и стирать она мне стала. Правда, сначала я долго внушал ей необходимость мыть руки, да и самой держать себя в чистоте. У нее, как и у многих местных, про то были свои соображения. Не то, что совсем не было привычки мыться, но к человеческим запахам относились намного спокойнее. Мне же оно было тяжко. Решил, что, поскольку я главный, пусть меняет привычки она, а не я.

К слову, с деньгами вышла и совсем смешная картина. Поначалу было грустно: как оказалось, кроме оружия да горстки «московок» (мелких медных монет), денег у меня не было совсем. Еще были небольшой узел со жратвой да мешок с одеждой. Как сказал Макар, остальное мы в Енисейске продали, чтоб прокормиться. Что покупать, как в этом мире жить на имеющиеся деньги, я не представлял совсем. Картошки нет, помидорчики отсутствуют. Моим Вергилием стал Алешка, который оказался вполне хозяйственным парнем. Я увязался с ним на торг, просто скупая то же, что он.

На свои монеты купил я сала, лука, брюквы мешок, бобов. С тем и жил. Выручали охота с рыбалкой. Рыба была такая, что современные рыбаки удавились бы от зависти. Но все равно выходило никак не ресторан с мишленовскими звездами. Вот как-то в погожий денек, когда нас не погнали ни службу служить, ни в Якутск ехать, шлялся я по торгу. Торг был изрядный. Сам острог со слободой имел меньше пятисот человек жителей, а на торжище собиралось порой и вдвое больше. Так вот, бродил я по торгу.

Денег у меня не было. Потому бродил я безо всякого толку, на товары глазел. Порой и диковинки встречались. В тот раз я и наткнулся на часы-луковицу. Красота. Хоть и не из золота, но глазурью покрыта. Правда, стрелки не идут. Стояло это чудо механической мысли в лавке русского приказчика какого-то богатого купца. Почему богатого? А возле лавки стояло два дуба в человеческом обличии, охранники. Простому торговцу такое не по карману. В лавке торговали дорогим восточным товаром: шелком, парчой, всякими украшениями. Чтобы получше рассмотреть диковинку, решил прицениться.

– Почем часы продаешь? – спросил я мелкого мужика, однако в дорогом зипуне с меховой оторочкой.

– По три рубли, – буркнул он. – И то потому, что поломаты они. Были бы целыми, им бы цена была не меньше пяти рублев.

Я, пытаясь понять поломку, крутил часы и так, и эдак. Блин, тут пока не разберешь, не поймешь.

– А если я починю, – говорю заморышу, – сколько заплатишь?

– А умеешь? – хитро так смотрит на меня.

– А то. Мне их разобрать нужно. Тогда и починю.

– Ишь ты, мастер какой выискался. Возьмешь, а потом ищи тебя.

– Так у тебя их поломанными и вовсе никто не купит.

Мужик задумался. Потом отчаянно махнул рукой:

– Эх, ладно. Только чинить здесь будешь. Починишь – дам пятиалтынный серебром.

Это были очень даже деньги. Мне за год службы полагалось два рубля, то есть около шестидесяти алтынов. А тут сразу пять. Считай, оплата за месяц службы. Я согласился. Механизм оказался довольно простой. Всех дел было соскочившую шестеренку на место поставить. Но без инструментов, с одним ножом, да и с торговцем, сурово приглядывавшим, как бы я чего не спер, провозился больше двух часов. Собрал, закрыл, завел ключом. Тут и музычка какая-то простенькая заиграла. Ну это она для меня простенькая, а местный люд повалил, как на второе пришествие. Кто-то и часы купил. Да и еще много что накупили. Купец мне на радостях аж два пятиалтынных отсыпал.

После того случая сарафанное радио и заработало. Стали люди ко мне со всякими механическими и металлическими делами ходить. Кто бронь, кто оружие починить. Нашим-то я ружья прочистил, кремень поменял, где было нужно, механизм почистил. Они тоже про меня кому-то рассказали. Словом, пошел слух, что есть в остроге умелый кузнец.